Элиф Шафак - Три дочери Евы

Откуда-то доносился стук, негромкий, но настойчивый. Сначала Пери казалось, что это часть ее сна. Потом она с трудом открыла глаза. Стук не прекращался.

– Это я, Ширин, – донеслось из-за двери. – Ты кричала как резаная. Напугала меня до смерти. Что случилось?

Пери села на кровати, растерянно моргая.

– Ничего, – ответила она.

Во рту у нее пересохло, язык был шершавым, как наждак. При мысли, что ее крики были слышны в комнате напротив, она ужаснулась.

– Я не уйду, пока своими глазами не увижу, что ты жива и здорова, – заявила Ширин.

Пери медленно встала, подошла к двери и открыла ее. Перед ней стояла Ширин в пижаме персикового цвета и такой же наглазной маске, которую она сдвинула на лоб. Глаза ее, без теней и туши, в обрамлении толстого слоя крема, казались меньше и темнее.

– Блин, ты верещала, как героиня фильма ужасов, – сообщила Ширин. – Как одна из тех идиоток, которые, увидев в своем подъезде маньяка, несутся вверх по лестнице, вместо того чтобы выскочить наружу и бежать сломя голову.

– Прости, что разбудила.

– Обо мне не волнуйся, – покачала головой Ширин, скрестив руки на высокой груди. – И часто тебе снятся кошмары?

– Иногда, – пробормотала Пери. Потупив голову, она смотрела на ковер. На нем обнаружилось пятно, которого раньше не было. – Это даже не кошмары. Так, всякие глупости.

– Знаешь, у нас в семье хватало психов, – заявила Ширин. – Я и сама, честно говоря, малость с приветом. И если у кого-то едет крыша, я сразу это замечаю.

– По-твоему, у меня едет крыша?

– Не то чтобы совсем, но визг, который я слышала, – тревожный симптом. А если у тебя проблемы с психикой, с ними нужно разбираться.

– Нет у меня никаких проблем с психикой!

– А-а-а! – страдальчески застонала Ширин, как раненное стрелой животное. – До чего меня бесит, когда люди обижаются на слово «психика». Уверена, скажи я, что у тебя геморроидные проблемы, тебя это ничуть бы не задело.

– Геморроидальные, – поправила Пери.

– Да не все ли равно! – усмехнулась Ширин, окинув взглядом стены, оклеенные разноцветными стикерами. – Надеюсь, тебе не придется употреблять это слово слишком часто, словарь ты ходячий!

– Послушай, Ширин, я очень тронута, что ты обо мне беспокоишься, но, честное слово, для этого нет никаких причин! – заявила Пери. Лицо ее казалось мертвенно-бледным в косом прямоугольнике лунного света, льющегося из окна. – Мне надо ехать домой, на свадьбу брата. Не хотелось бы пропускать лекции, но придется – семейные обязательства важнее. Из-за всего этого я немного расстроена, только и всего.

– Вот и прекрасно, езжай на свадьбу, – кивнула Ширин. – А когда вернешься, надо больше развлекаться. Иначе совсем закиснешь. Ты же молодая, забыла?

– Не забыла, – вздохнула Пери. – Но я не такая, как ты.

– Хочешь сказать, тебе нравится страдать?

– Конечно нет.

– К меланхолии можно относиться по-разному, – сообщила Ширин. – Если миссис Депрессия уселась в твой автомобиль, ты можешь остаться на водительском месте и давить на газ, пока она не завопит от страха. А можешь уступить ей руль, и тогда бояться придется тебе.

– Какая разница? – усмехнулась Пери. – И в том и в другом случае автомобиль врежется в дерево.

– И все-таки, сестра, разница есть! Одно дело – в дерево врезалась ты сама, другое дело – старушка Депрессия.

Чувствуя, что этот спор ей не выиграть, Пери попыталась сменить тему, решив заговорить о том, что Ширин наверняка заинтересует.

– Кстати, помнишь, ты рассказывала о профессоре Азуре? Я узнавала насчет его семинара.

– Да? – Щеки Ширин мгновенно залились румянцем. – И как тебе Азур? Очаровашка, правда?

– Я с ним не встречалась. Пока только прочла тему семинара.

– И что скажешь?

– Очень интересно.

– Можно дать тебе дружеский совет? Ведь мы с тобой восточные женщины, принадлежим к братству обреченных. Или к сестринству, если выражаться точнее. Так вот, моя маленькая турецкая сестренка, если тебе удастся попасть на семинар Азура, никогда не употребляй слова «интересно». Он это слово ненавидит. Говорит, оно убивает все живое, потому что от него веет скукой.

Сказав это, Ширин вышла из комнаты, оставив Пери наедине с ее тревогами и кошмарами.

Стамбул, 2016 год

На хрустальных блюдах подали десерты: нежнейший ореховый торт с шоколадным заварным кремом и запеченную айву со взбитыми сливками из буйволиного молока. Появление этих кулинарных шедевров встретил гул голосов, в котором восторженные реплики сливались с тревожными.

– Ах, сегодня я прибавлю не меньше двух фунтов, – вздохнула владелица рекламного агентства, похлопав себя по животу.

– Не переживайте, вы можете себе позволить немного поправиться, – утешила ее хозяйка дома.

– А если продолжать разговоры о политике, набранные калории сгорят еще до обеда, – заметил журналист. – Лучшего способа не существует.

Когда горничная поднесла ей блюда с десертами, Пери покачала головой:

– Нет, спасибо.

– Как пожелаете, мадам, – с видом сообщницы откликнулась горничная.

Но тут вмешалась хозяйка, от которой не ускользнул этот короткий разговор.

– Нет, дорогая, так не пойдет! Вы можете иметь какие угодно политические взгляды и свободно высказывать их за этим столом, не опасаясь кого-нибудь задеть. Но если вы не попробуете моего торта, я обижусь.

Пери сочла за благо не спорить. Она отведала и айвы, и торта. Ей никогда не удавалось понять, почему женщины так настойчиво пичкают друг друга сладким. Наверное, тут действуют некий «закон сравнительной эстетики» – чем жирнее все твои знакомые, тем меньше бросается в глаза твой собственный лишний вес. Впрочем, может, она слишком цинична. В памяти всплыл голос Ширин: «Поверь мне, Мышка, ты должна стать во сто раз циничнее!»

Когда хозяйка, удовлетворившись, переключила свое внимание на другого гостя, Пери схватила бокал с вином и сделала большой глоток. В этот вечер она пила намного больше обычного, но никто, в том числе и она сама, не замечал этого. Много лет назад она возвела в своем сознании плотину, чтобы преградить поток мучительных воспоминаний, сегодня эта плотина дала трещину. И теперь тонкая струйка печали сочилась в эту трещину, проникая в ее сердце, в то время как сама она подсознательно понимала, чем это может обернуться, и лихорадочно пыталась заделать брешь, чтобы ее жизнь опять вернулась в привычное русло.

– Я думала, сегодня здесь будет экстрасенс, – хриплым голосом заядлой курильщицы протянула подруга журналиста.

Все догадывались, что у этой девицы на душе кошки скребут. В социальных сетях настойчиво муссировались слухи о том, что журналист недавно ужинал в обществе своей бывшей жены и, возможно, собирается к ней вернуться.