Элиф Шафак - Три дочери Евы

Ширин подошла ближе и внимательно посмотрела ей в глаза:

– Послушай, Мышка, я серьезно. Если вдруг передумаешь, позвони. Мама будет счастлива с тобой познакомиться. Она обожает, когда к нам приезжают мои друзья, и часами болтает с ними, жалуясь на меня. Вот такая охренительная у нас семейка. Друг друга готовы заживо сожрать, зато с посторонними милы и любезны. Так что тебе бояться нечего.

– Если мне станет очень одиноко, я обязательно позвоню, – кивнула Пери. – Обещаю!

– Заметано. И помни: когда я вернусь, мы вплотную займемся переездом. Пора зажить собственным домом.

Пери подавила вздох. Она надеялась, что Ширин уже охладела к этой идее, но, судя по всему, ее надежды не оправдались. Впрочем, так поступали многие студенты-второкурсники: объединялись по двое или небольшими группами и снимали квартиры, а то и небольшие дома. Хотя в колледже к их услугам были столовые, библиотеки и комнаты отдыха, на второй год учебы жизнь в общежитии начинала тяготить их. К тому же колледжи могли обеспечить жильем далеко не всех студентов, и многие были просто вынуждены селиться на частных квартирах.

До недавней поры всякий раз, когда Ширин заговаривала о переезде, Пери отвечала вежливым, но твердым отказом. Но Ширин не привыкла отступать от своих намерений и умела заражать других своими желаниями. Без конца соблазняя подругу фотографиями уютных домов, которые предлагали ей агенты по недвижимости, она пыталась убедить Пери, что ее расходы на квартплату возрастут совсем незначительно. И никто не собирается посягать на ее личное пространство и душевный покой. А если Пери примет ее предложение, Ширин будет ее вечной должницей. В общежитии ей осточертело. Но жить одна на частной квартире она не сможет, так как ненавидит одиночество. Совсем другое дело – поселиться вместе.

– Я… я подумаю об этом… – неохотно пробормотала Пери.

– О чем тут думать! В общаге живут одни новички. А после первого курса здесь остаются только те, кто всего боится… ну и ботаники.

– И те, у кого мало денег.

– Денег? – Ширин произнесла это слово с отвращением, которое приберегала для зануд и досадных обстоятельств, вроде лопнувшей канализационной трубы или переполненного мусорного бака. – О деньгах можешь не волноваться! Предоставь это мне.

Время от времени Ширин намекала, хотя никогда не говорила об этом прямо, что ее семья очень состоятельна. Разумеется, проблем в ее жизни тоже хватало, но нехватка денег к их числу не относилась. Пери подозревала, что и обветшалый лондонский дом с протекающей крышей, о котором она все время распространялась, тоже не имел ничего общего с действительностью. Все расходы по ренте Ширин собиралась взять на себя. Пери оставалось лишь сложить вещи и книги в коробки, а во всем остальном положиться на свою неуемную подругу.

– Ладно, дорогая, мне пора! – Ширин расцеловала Пери в обе щеки, обдав ее ароматом терпких духов. – Счастливого Нового года! Жду не дождусь, когда наконец наступит две тысячи второй. Чувствую, он принесет счастье нам обеим.

Взяв со стола бутылку воды, Пери вышла вслед за Ширин, чтобы проводить ее.

У входа стоял старший привратник. Отставной офицер, он, похоже, знал всех студентов по именам.

– До встречи в новом году, Ширин! – улыбнулся он. – Веселых каникул! И вам тоже, Пери!

Пери показалось, что в голосе его прозвучала какая-то особенная теплота, когда он обратился к ней. Наверное, ему было жаль ее. Единственную студентку, которая не смогла поехать домой на каникулы.

На улице ждал черный лимузин. Пери проводила глазами Ширин, которая, слегка покачиваясь, шла к машине, весело цокая высоченными каблуками. В мыслях и желаниях Пери царил полный сумбур. С одной стороны, она опасалась, что, когда они поселятся вместе, мощная личность Ширин будет подавлять ее своим напором. К тому же хорошо ли становиться вечной должницей кого бы то ни было, пусть даже своей лучшей подруги? Но с другой стороны, жить в собственном доме – это так чудесно!

Машина двинулась с места, Пери помахала рукой и, по старому турецкому обычаю, вылила на дорогу воду. «Уходи, как вода, возвращайся, как вода, друг мой».

Оксфорд, 2001 год

В городе царила предпраздничная суета. На ее родине Новый год отмечался весьма скромно, и, впервые оказавшись в эту пору в Европе, Пери с удивлением наблюдала, с каким воодушевлением готовятся к празднику англичане. Ей было в новинку все: гирлянды разноцветных огней повсюду, нарядные витрины магазинов, певцы, распевающие рождественские баллады прямо на улицах, неся в руках зажженные фонари, похожие на светлячков в темноте.

И все же Оксфорд, покинутый студентами, казалось, лишился своей души. Остаться одному на Рождество было вдвойне грустно, даже для Пери, которую обычно одиночество вовсе не тяготило. Каждый день она обедала в крошечном китайском ресторанчике, где стояло всего три столика. Еда там была вкусной, хотя и состояла из совершенно не сочетавшихся друг с другом ингредиентов. Наверное, у здешнего повара на редкость противоречивый характер, думала она, и эти противоречия отражаются в блюдах, которые он готовит. Иногда после обеда ее тошнило, но на следующий день она снова приходила туда.

Она по-прежнему иногда работала в своем любимом книжном магазине. Владельцы рассказали ей, что за много лет перепробовали разные способы оформления праздничной витрины, чтобы привлечь покупателей, но в основном это всегда был читающий снеговик в кресле и подвешенные на лентах буквы, свисающие с потолка. В этот раз им хотелось придумать что-нибудь новенькое.

– А что, если сделать рождественскую ель с запрещенными книгами? – предложила Пери. – Как Древо Познания, только вместо запретных плодов на ней будут книги, запрещенные в разных странах в разное время.

Идея понравилась, и ее воплощение тут же возложили на Пери. В центре витрины она установила серебристую ель, на ветвях которой висели «Алиса в Стране чудес», «1984», «Уловка 22», «О, дивный новый мир», «Любовник леди Чаттерлей», «Лолита», «Обед нагишом», «Ферма животных»… Список названий, запрещенных в одной только Турции, оказался таким длинным, что Пери поняла: на ветках не хватит места. Кафка, Бертольт Брехт, Стефан Цвейг и рядом с ними – Омар Хайям, Назым Хикмет и Фатима Мернисси. Кроме книг, она повесила на ель светящиеся карточки с надписями: «Запретить», «Исправить», «Уничтожить».

Возясь с витриной, она вспоминала другое Рождество – ей тогда было лет десять или одиннадцать, – когда отец принес домой искусственную елку. Такие продавали во многих магазинах, но ни у кого из соседей их не было. Пока Менсур таскал елку по комнате, выбирая для нее подходящий угол, она теряла пластиковые иголки, как тот ребенок из сказки, который помечал путь домой хлебными крошками. Установив елку, Пери и Менсур украсили ее золотой, серебряной и синей мишурой. Этого им показалось мало, и они принялись мастерить игрушки сами: заворачивали в фольгу орехи, красили сосновые шишки и вырезали из пробки фигурки животных. Несмотря на то что украшенная елка имела дешевый и неказистый вид, отец и дочь восхищались ею.