Ирен Роздобудько - Пуговицы

— Так она американка?

— Муж у нее точно оттуда. А вот она… Не уверен. Я американок видел, они — другие. Да вы со Зденкой поговорите, она сейчас как раз здесь, на том же третьем…

— Спасибо. Но еще один вопрос: вы ведь, должно быть, записываете адреса постояльцев?…

— Да. Если вас интересует ее адрес — я поищу визитку. Кажется, она оставляла. — И администратор начал долго и утомительно рыться в ящике бюро. Я смотрел на него, как на фокусника в цирке. Казалось, что еще секунда — и он вытащит что-то очень мне знакомое — ленточку, заколку, записку… Но он протянул мне небольшую картонную карточку, на которой английскими буквами было выведено незнакомое имя и адрес электронной почты.

Я поблагодарил и, следуя его указаниям, поднялся на третий этаж, разыскал комнату для горничных. Там действительно сидела полнотелая брюнетка в кружевном кокетливом фартучке, звали ее Зденка… Едва я сказал, что от нее хочу, Зденка, округлив глаза, рассыпалась в дифирамбах этой Энжи Маклейн и, конечно же, сразу признала ее на фотографии.

— У меня есть точно такая! — сказала она. — Энжи мне ее подарила по моей просьбе. Вообще-то нам не велено вступать в разговоры с гостями, но Энжи… Она такая… Вы не представляете! Мой сын, Цэка, — сорванец еще тот, я вам скажу! — в тот год напросился в музыкальный класс. Он просто поведен на музыке, а скрипки-то у нас не было. Стоит она дорого — мне не под силу. Я просто случайно (не подумайте ничего такого — я не просила!) сказала об этом, так миссис Маклейн лично повела его в магазин и выбрала самую хорошую скрипочку. Я так плакала тогда. Я ведь Цэку, негодяя эдакого, сама воспитываю — уже с ног сбилась. Думала, пропащий мальчишка, а она ему — скрипочку! И, знаете, он сейчас самый лучший ученик в классе. Вот недавно концерт давали в самой Подгорице! — Глаза Зденки наполнились слезами, она достала платок, вытерла их и снова заговорила. — Я теперь как услышу, как он играет, — так мне сразу голосок миссис Маклейн и представляется. Недаром у нее имя такое — Энжи, ангел то есть…

Я закашлялся. Зденка со знанием дела постучала мне по спине.

— Что еще пан хотел услышать? Пан знает Энжи? Если знает — скажите ей, что Зденка за нее Бога молит.

— Нет… — охрипшим голосом сказал я. — Я не знаю Энжи…

Я поблагодарил, попрощался. В холле кивнул администратору, бросил последний взгляд на картину… И быстро вышел на шоссе. Завтра утром у меня самолет. Нужно вернуться в Котор, собрать вещи… Всю дорогу я держал картонную визитку в руке, подносил к глазам, читал чужое имя, чужой адрес, написанные на чужом языке. «Энжи Маклейн». Абсурд какой-то. Энжи — «ангел». Может, все-таки — Анжелика? Но ведь она так не любила это имя!

Я отбросил все слезливые формулировки и рассуждения типа «не может быть!». Сейчас мне было не до восклицаний. Мне нужно было собраться с мыслями и выяснить все до конца. И все-таки… И все-таки — не может быть!

На следующий день около пяти вечера я уже открывал дверь своей квартиры. Есть мне не хотелось. Хорошо, что в доме оставалась банка хорошего кофе. Я выложил на стол визитку и фотографию и снова, как баран, уставился на них. Как это все могло произойти? Почему? Я ведь хорошо знал Лику — она не могла просто сбежать. Тем более — с каким-то мужчиной, пусть он даже и иностранец. Все это было из области фантастики.

Потом мои мысли заработали и в другом направлении, и это было еще больнее. Как странно: совершенно случайные, посторонние люди запомнили ее, отзывались как о какой-нибудь «матери Терезе»… Почему же я ничего не замечал? Нет, конечно, я умилялся ее отзывчивости, наивности. Но чаще всего это меня раздражало… Теперь я готов был застонать. Рядом со мной жила уникальная женщина, она меня выбрала для своей такой преданной и тихой любви. Я бы мог быть с ней счастлив и спокоен. Я впивался глазами в фотографию и отчетливо видел еще и другое: она была необычайно хороша, сексуальна, притягательна. Я вспомнил каждую деталь из нашей прошлой жизни и все больше убеждался, что Лика — теперь уже совершенно недосягаемая, непонятная, пропавшая — это то, что я искал всю жизнь. Что же все-таки произошло?

Я сжал голову руками. Что было в тот день? Утром я буквально выставил ее за дверь, сунув деньги. Я был рад, что она уезжает… Но ведь она так этого не хотела! Что же могло произойти? Что было после того, как я застегнул на ней курточку и закрыл дверь? Этот глупый разговор с ее матерью, эта жуткая ночь после многочасовой изнурительной прогулки по всем кабакам, которые попадались мне на пути. Что еще? Ах, да. Этот шкаф, который я с ужасом наконец-то заметил в комнате. Конечно, я думал о нем, даже не упустил эту деталь, давая показания для протокола. Тогда на это никто не обратил внимания. Понятно, что Лика его купила. Когда? Утром до отъезда. Кто привез его? Скорее всего, она же. Значит, она возвращалась домой? Тогда почему, если хотела сделать сюрприз, не оставила даже записки?

«А разве я искал?» — вдруг осенило меня.

Я вскочил из-за стола и кинулся в комнату. Было уже довольно-таки поздно, многоуважаемый шкаф маячил в темноте, как «Титаник», поглотивший с собой все ее вещи, которые я так и не решался пересмотреть. Я начал судорожно вытаскивать их из шкафа, перетряхивая каждую… Кроме боли и учащенного сердцебиения, поиски ничего не принесли. Когда все содержимое вразброс уже лежало на полу, я еще раз заглянул в объемное днище этой громадины и в дальнем углу обнаружил… пуговицу. Ту самую пуговицу с ее курточки! «Этот ангел любит, этот — обожает, а этот — немного сердится…» Да, я ведь сам застегнул на ней все эти пуговицы! И вот теперь одна из них каким-то чудом оказалась на дне шкафа. Я зажал ее в ладони. Звук, вырвавшийся из моего горла, мог бы перевернуть землю…

Я написал короткое сообщение по адресу, указанному на визитке.

А потом каждый час моей жизни превратился в мучительное ожидание.

И вот теперь желтый конверт высветился в правом углу моего компьютера. И я не знал, что лучше — этот конверт или НИЧЕГО. Я перевел дыхание. Щелкнул «мышкой». Зажмурился. И открыл глаза.

«Я умерла 25 сентября 2000 года…»

Я закрыл глаза. Холод и мрак охватили меня…

Я умерла 25 сентября 2000 года. Никогда не думала, что можно умереть — и при этом двигаться, есть, пить и совершать множество дру гих необходимых функционирующему организму ритуалов. Мой «сюрприз» удался на славу… Не знаю, стоит ли объяснять и вообще вспоминать то, о чем нужно забыть. Каждый раз, когда воскрешаю тот день, мне хочется уткнуться лицом в ладони — это происходит непроизвольно, даже если нахожусь в это время среди людей. Но, наверное, все-таки пару строк написать стоит…