Ирен Роздобудько - Пуговицы

Иногда эти картины и ситуации, в которые она себя «переселяла», были реальнее любой реальности. Более того, в той своей реальности она могла чувствовать запахи, звуки, даже прикосновения.

Но интереснее было другое, и это казалось Марине близким к какой-то науке, которую она еще не постигла.

Следовательно, ее богатое воображение имело два ракурса, которые она называла «дедуктивным» и «индуктивным». В зависимости от настроения она могла передвинуть себя в ту или другую сторону. Скажем, в «индуктивной» она могла увидеть всю страну, взяв в руки только один камень с дороги.

Конечно, Марина знала, что этот метод давно существует как логический переход от частного положения вещей к общему. Но даже с точки зрения логики она не могла объяснить, почему, подобрав какой-нибудь камень и покрутив его в руках, запросто вызывала видения из жизни целого дома, от которого он отвалился, чувствовала его и воссоздавала так явно, что жила в нем.

Не менее интересным был и другой ракурс — «дедуктивный», когда толпа, очередь или даже географическая карта — и вообще что-то слишком пестрое и размыто-объемное, — превращалось в единичный, частный случай. И тогда она до мелочей видела в толпе каждое лицо или каждую травинку, каждую нить, вплетенную в ковер…

Объяснить это кому-нибудь было слишком сложно. И Марина охотно пользовалась этими двумя ракурсами своего воображения, чтобы просто разнообразить жизнь.

На более серьезные рельсы эти наблюдения за собой и людьми поставил старенький преподаватель Арнольд Семенович, которого на лекциях почти никто не слушал, ведь говорил он медленно и себе под нос.

Вызвали его почитать лекции прямо с дивана, «с пенсии». Ведь никто из специалистов не хотел гнуть спину на копеечную ставку перед двадцатью девахами, у которых, по словам куратора, «только замужество в голове».

От него впервые услышала о Рональде Дейвисе, скульпторе и бизнесмене, бывшем дислектике, основателе Центра исследований проблем чтения при Центре коррекции дислексии штата Калифорния.

Зацепившись за имя, начала «расшифровывать» английские статьи о проблеме, которой якобы и не было в бурном «постсоветском» обществе.

И, как это часто бывает, тема, закрытая для многих только потому, что они никогда не сталкивались с ней, начала встречаться ей на каждом шагу.

Вспомнила мальчика-одноклассника, затравленного учениками и учителями, Вовочку Смирнова, и его танталовы муки над страницей печатного текста или при написании диктанта. Учительница зачитывала вслух его «абракадабру» и отчаянно смеялась вместе со всем классом. Вовочку перевели в спецшколу, и всем стало легче жить — «дебилам не место с нормальными детьми!».

Где он теперь, несчастный Вовочка с вечными заскорузлыми «цыпками» между пальцев? Грузит кирпичи на заводе или бомжует среди себе подобных? Не встретился ему на пути Рональд Дейвис или хотя бы нормальный психолог, который распознал бы в нем зародыши гениальности.

Вспоминала других — работяг «резинового городка», которые едва держали карандаш в руках, писали с кучей ошибок и не читали ничего, кроме телевизионной программы. Им легче было подчиняться чужой воле, чем выразить свою.

Рассуждая таким образом, Марина пришла к выводу, что в мире — куча моральных дислектиков. Причем больных «по собственному желанию». Вполне нормальные от рождения, они слепы и глухи к миру, словно кроты.

Копнула проблему в своей «дипломной», которая, по словам Арнольда, потянула на половину кандидатской.

Тот же Арнольд Семенович, царство ему небесное, успел познакомить ее с директором центра развития ребенка «Индиго ХХХ».

И в то время, когда подруги разлетелись по детсадам, школам или, получив диплом, удачно или не очень, прыгнули в замужество, Марина вышла на работу в достаточно престижную клинику и впервые в жизни получила возможность отправлять деньги родителям, в свой «резиновый городок».

…Лина стала одной из ее первых пациенток.

Ее привела мама — модно одетая молодая женщина с длинными, квадратно подпиленными ногтями.

— Марина, мы к вам по рекомендации Арнольда Семеновича! — с порога крикнула она, внося за собой в кабинет шлейф духов «Шалимар» и подталкивая в спину девочку в белой пушистой шубе.

Усадив посетителей в мягкие кресла, Марина с полчаса слушала обеспокоенный резкий голос, наблюдая, как девочка поглощает глазами рисунки на стене кабинета.

— Мы в шоке! В шоке! — орала дама, нервно комкая в руках кружевной носовой платок. — Нас не хотят брать в четвертый класс! По всем предметам — сплошные двойки. Учителя говорят — задержка в развитии. Плохо пишет, слишком медленно читает. Дразнят ее. Но… — Женщина подняла когтистый палец вверх. — Вы бы видели, как рисует! А мелодию может воспроизвести — любую. Как Моцарт! И такое странное мышление для ее возраста. Читаем ей «Дон Кихота», а она говорит: мама, не «Дон Кихот», а «Донка ход»! Я спрашиваю: а что это значит? А она: неужели не понимаешь, «донка» — это «быстрый»! То есть — «быстрый ход»! Как вам такое?! Руку даю на отсечение — это несколько не то… У нас в роду все нормальные, с высшим образованием. А Линочка маленькой вообще была вундеркиндом — в два года знала, как все предметы называются. А спросишь, бывало, что-то, так она всю историю могла рассказать хоть про банку, хоть про иголку с ниткой. И вот теперь имеем: умственно отсталая! У нее совсем нет друзей, она так одинока. Когда она в школу шла, мы с мужем жили несколько лет отдельно от нее — он у меня дипломат: поездки, то, се. С бабушкой жила. А бабушки — что? Чтобы ребенок накормлен был. Теперь вот мы спохватились, когда на ней уже клеймо на всю школу, — дебилкой называют. Даже учителя…

Прослушав причитания женщины, Марина попросила девочку написать на бумаге предложение из «Букваря» — «Мама мыла раму».

Девочка склонилась над листом и тут же отпрянула, услышав голос матери:

— Ну что же ты делаешь?! Пиши: «ма-ма»! Или ты не слышишь, что врач говорит, горе мое?!

Марина посмотрела в лист и прочитала в нем: «Нана шина данную».

Попросила женщину выйти и дальше продолжала обследование наедине с ребенком.

С написанием цифр вышла та же картина.

Девочка или писала их в обратном направлении — все цифры «смотрели» в другую сторону или просто не в том порядке, в котором диктовала Марина.

И смотрела на нее запуганными глазами.

Марина успокоила ее и попросила перевести несколько предложений, которые пришли ей в голову, — начало сказки про Колобка. Лина запнулась на первом же предложении и напряженно подняла глаза к потолку.

Если бы она их опустила вниз — из них бы полились слезы.

Марина решила не издеваться над ребенком и предложила игру.