Мария Воронова - Эхо первой любви

– Послезавтра Новый год.

– Тридцать первое – рабочий день, – заявил Зиганшин. – Распишут, никуда не денутся.

Он улыбнулся, выпустил Фриду и вернулся к картошке. Фрида поставила сковороду на огонь и начала резать лук. Как странно, она всегда считала себя робкой девушкой, нерешительной и скромной, а со Славой стала настоящим диктатором. Недаром он иногда зовет ее «товарищ Сталин».

На глазах выступили слезы, и, кажется, не только от того, что она резала лук.

Виктор Тимофеевич попросил Дворкина встретить жену на остановке, и Лев Абрамович согласился, хоть было немного неловко перед Ксенией Алексеевной, что он пользуется автомобилем ее сына.

Лев Абрамович ехал по темной извилистой лесной дороге. Вековые ели, обступившие шоссе, казались мрачными и суровыми тенями, границей между хрупкой человеческой жизнью и таинственной чащей, где обитают и зло и добро, но не такое, как привыкли люди. «А может, и волки, – усмехнулся Лев Абрамович, отгоняя от себя поэтические мысли, – не дай бог тут пешком идти ночью в мороз. Сожрут и не подавятся».

Он выехал на главную дорогу и припарковался возле остановки. Весь день было тихо, а тут вдруг пошел сильный снег, и Лев Абрамович, выйдя из машины, наблюдал, как в свете единственного фонаря танцуют снежинки. Он прошелся, дернул за еловую лапу и улыбнулся, когда на него ссыпался небольшой сугробик, так что даже за шиворот немножко попало. Вспомнилось, как катал беременную Соню на финских санях и хотел побыстрее, а она пугалась, что упадет и навредит ребенку, а он злился, что должен ползти, как старик. Кажется, всего секунда пролетела, и вот он действительно старик, и ценный груз, который Соня так оберегала в своем животике, уже сам давно не молод…

Но это жизнь, без старости и смерти не было бы молодости и любви.

Лев Абрамович услышал за поворотом шум мотора, и через секунду показался, скрипя, старый «пазик», верный солдат русских дорог. Из-за снегопада и темноты он ехал медленно, свет фар выхватывал только маленький кусочек дороги перед самым носом автобуса, и автобус почему-то напомнил Дворкину глубоководный батискаф в поисках затонувшего корабля.

«Пазик» остановился, двери шумно и протяжно вздохнули, открываясь, и появилась Ксения Алексеевна. Лев Абрамович помог ей выйти и повел к машине, но Славина мать вдруг остановилась и достала из сумочки сигареты.

– Вы курите? – изумился Дворкин.

– Нет, – ответила она, беспомощно щелкая зажигалкой.

Лев Абрамович помог ей прикурить.

– Вообще не курю, – Ксения Алексеевна глубоко затянулась и медленно, неровно выпустила дым. Хоть было темно, но Лев Абрамович заметил, что рука ее слегка дрожит, – но сейчас только этим и спасаюсь. Понимаете, я стараюсь сохранить лицо и не паниковать, особенно перед Митей, но не очень-то хорошо выходит.

Она снова затянулась. Лев Абрамович, не зная, как утешить, только покачал головой.

– Главное, только он выпрямился, – продолжала Ксения Алексеевна, – только поднялся, в силу вошел, как судьба раз – и скосила! Он с вашей внучкой будто заново родился, и я почему-то думала, что все у них будет хорошо, счастье придет, а оно вон как! Знаете, Лев Абрамович, есть такие семьи, которые держатся на одном человеке. Один кто-то впахивает хуже лошади и тащит на себе кучку паразитов, которые еще и покрикивают, и упрекают, что им не так уж удобно на его шее сидеть.

– Знаю, да, – кивнул Лев Абрамович, снова поднося огонек. Первая сигарета у Ксении Алексеевны намокла под снегом и погасла, так что пришлось зайти под бетонный козырек остановки и достать новую, – только к чему вы это говорите?

– К тому, что есть и такие семьи, где кто-то один за весь род карму выпрямляет. Из поколения в поколение все живут если не счастливо, то уж благополучно, удачно вступают в браки, преуспевают в делах, просто не фамилия, а одно сплошное загляденье. И вдруг рождается человек, которому фатально не везет. Ничего не дается, чего бы он ни захотел, и даже когда кажется, что счастье близко и ничто уже не может помешать, случается такое фантастическое стечение обстоятельств, что никто никогда бы и не подумал, что оно в принципе возможно. Причем никто его особо не жалеет, наоборот, качают головами, ах, в кого ж ты у нас такой неудалой уродился! Мы-то все как на подбор успешные и счастливые. И в лоб не влетит, что человек за их благополучие и отдувается… Вот, кажется, Митька у нас так попал. Сначала влюбился в эту Лену, будь она неладна, – Ксения Алексеевна покачала головой, – если бы она не бросила моего сына, была бы счастливейшей женщиной на свете. Сколько было в нем любви, сколько нежности… Космическое что-то. Обычно родители не принимают всерьез своих детей, особенно когда сами еще молоды, а дети – совсем еще дети, но мы с отцом просто склонили головы перед силой его чувства.

Ксения Алексеевна вдруг замолчала, наверное, сообразив, что Льву Абрамовичу не очень приятно слушать подобные вещи.

Дворкин повел ее к машине, легонько придерживая за локоть, и не только из вежливости. Переезд в деревню не заставил Славину мать сменить изящные сапоги на что-то более практичное.

– В общем, такое, – вздохнула она, устраиваясь на пассажирском сиденье, – любил он ее, конечно, сильно, но и цену дорогую заплатил. Не поступил в университет, потому что Лена подговорила его махнуться сочинениями, потом она бросила его ради олигарха… Отец умер, а я через несколько лет замуж вышла, и, конечно, он отдалился от меня. Потом новое несчастье – убили Митину единокровную сестру, с которой он был очень близок. Нельзя, Лев Абрамович, винить его за то, что зачерствел.

– Нельзя, – согласился Дворкин и осторожно тронул машину.

– А с вашей Фридой он прямо будто в юность вернулся! Вы не представляете, как я радовалась, уже думаю, все, можно расслабиться и помирать спокойно! И тут вдруг эта Лена опять нанесла удар!

Лев Абрамович вздохнул и пожал плечами. Лена Леной, а свою голову тоже неплохо иногда использовать по назначению. Если бы Слава не кинулся, как собачонка, как только бывшая поманила его пальцем, и не стал делать очевидно идиотские вещи, ничего бы не случилось. Сколько судеб и жизней могло бы спасти вовремя сказанное слово «нет»!

– А вы от детей едете? – спросил он.

Ксения Алексеевна покачала головой:

– Заскочила к ним буквально на минутку, но вообще я встречалась с Лениными родителями.

– Ого! И что они вам сказали?

Ксения Алексеевна рассказала, что нашла в старой записной книжке телефон матери Лены и, ни на что особенно не надеясь, позвонила. Против ожидания, родители никуда не переехали, так и жили на старом месте, и к звонку несостоявшейся сватьи отнеслись доброжелательно, хотя Ксения Алексеевна предполагала совсем другую реакцию. Все же, по официальной версии, Митя убил отца их внуков.