Ольга Шумяцкая - Он летает под аплодисменты

– Понимаю, – меланхолично отвечал второй, в рабочем комбинезоне.

– Режиссер говорит – лично в руки! Исключительно в руки мадам Збарски. По почте не отсылать, нарочному не поручать. А где мадам Збарски? Я спрашиваю, где? – горячился «костюм».

– Да, мадам Збарски последнее время трудно застать на студии, – еще более меланхолично отзывался комбинезон. – А вы кто будете? Не нарочный разве?

– Я – автор сценариуса, а меня гоняют, как драную кошку. И платят копейки. Вот, между прочим, мой сценарий персонально для госпожи Збарски – «Жена-самоубийца, или Измена домохозяйки. История мадам Бовари», – «костюм» помахал перед носом комбинезона несколькими мятыми листками.

Они сидели на скамейке перед павильоном, в котором фильмировали «Анну Каренину». Мимо понесли картонный паровоз.

– Давай, Петрович! Подхватывай! – крикнул «комбинезону» «грязный халат», державшийся за колесо.

«Комбинезон» слегка приподнялся и даже протянул было руки, чтобы поддержать паровоз, но тут же отступил и плотней уселся на скамейку. Из павильона выскочили две старлетки в шелковых юбочках.

– …и, главное, опять опоздала на час! – склочным тоном произнесла «юбка» в горошек, видимо, продолжая разговор, начатый в павильоне.

– Она-то может себе позволить! – завистливо отозвалась «юбка в полоску».

– А мы – сиди, жди по полдня! Что мы, не люди, что ли? – не на шутку завелся «горошек».

– Зато работает с первого дубля! – вздохнула полоска.

– Ах, госпожа Збарски! Спасибо, что пришли, госпожа Збарски! Вы нас так осчастливили, госпожа Збарски! Не угодно ли присесть? Здесь вас никто не побеспокоит, госпожа Збарски! – противным тоненьким голосом, явно кого-то пародируя, затараторил «горошек».

«Полоска» вытащила изящный серебряный портсигар и протянула «горошку».

– Будешь, крошка? У меня американские – «Огни большого города».

Старлетки закурили и направились к аллее, по которой курсировал студийный трамвайчик. Теплый апрельский ветер забирался под юбки и щекотал розовые коленки. «Костюм» с «комбинезоном» проводили девиц задумчивыми взглядами.

– Стало быть, она сегодня здесь, – сказал костюм. – Не зря я высиживал.

«Комбинезон» кивнул.

– Только на площадку сейчас не ходите. Выгонят. Дождитесь, когда крикнут: «Съемка окончена. Всем спасибо!» – и сразу бегите в павильон.

Треск. Грохот. Визг. Крики.

– Да что ж это такое! – послышался из павильона истошный вопль. – Кто отпустил паровоз? Я спрашиваю, какой идиот отпустил паровоз? Он картонный! Он стоять не может! Это понятно? Да иди ты со своими извинениями! Кому они нужны? Держать надо было, держать!

«Грязный халат» с дружками понесли обратно обломки паровоза.

– Все! Съемка окончена! Какого черта вы меня уговариваете? Без нового паровоза я на площадку не выйду! Если хотите, я вообще на площадку не выйду. Снимайте сами! – неслось из павильона.

– Режиссер разоряется, – по-прежнему меланхолично заметил «комбинезон». – А вы что сидите? – он повернулся к чесучовому костюму, понуро сгорбившемуся рядом. – Съемка окончена. Бегите, не то упустите.

«Костюм» встрепенулся, вскочил и бросился в павильон. В темном коридоре запутался в проводах, чуть было не упал, стукнулся лбом о край декорации и, проплутав несколько минут, вылетел наконец на съемочную площадку. Та оказалась пуста. Лишь осветитель возился в углу с проводами.

– Мадам Збарски! Мадам Збарски! – кричал «костюм», бегая туда-сюда по площадке. – Вы не видали мадам Збарски?

– Ушла в ту дверь, – осветитель мотнул головой.

Кофейного цвета авто тронулось с места, и Лидия не заметила, что за машиной бежит смешной человечек, размахивая бумажками, и что-то кричит ей вслед. Легкий шарф развевался у нее за спиной. Авто рыбкой ныряло из аллеи в аллею, пробираясь к воротам. Впереди показалось здание конторы. Лидия затормозила. Василий Петрович Чардынин давно просил ее зайти, да все было недосуг. Лидия лениво вышла из машины, прошелестела по коридорам, машинально раздавая встречным улыбки. Головы поворачивались ей вслед.

– Збарски? Давно ее не было видно.

Секретарша при виде ее вскочила. Распахнула двери в кабинет Чардынина. Лидия проплыла мимо, закружила по комнате.

– Присаживайтесь, Лидия Павловна. Очень рад вас видеть. Кофе? – Чардынин поднялся ей навстречу.

– Благодарю, Василий Петрович. Очень спешу.

Она подошла к окну. На клумбе зацветали ирисы, и Лидия залюбовалась едва проклюнувшимися темно-лиловыми нежными лепестками. За спиной раздавался голос Чардынина.

– Большая рекламная поездка по губернским городам… сейчас это называют промо-тур… Поверьте, Лидия Павловна, это очень важно. «Каренина» – наша главная надежда на летний сезон.

Лидия подошла к сервировочному столику, тронула пальцем полупрозрачный фарфор кофейной чашки, опустилась на краешек кресла, тут же встала и поплыла вдоль стены, разглядывая фотографические портреты звезд. Остановилась перед своим. О, какой мрачный вид…

– Надо бы сделать другой портрет, Василий Петрович.

– Конечно, Лидия Павловна. Так что насчет поездки?

– Не знаю, не знаю. Может быть. Хотя… посмотрим. Столько дел. Вряд ли. Да и скучно, если честно.

Она уже шла к двери.

– Возьмите с собой Марысю. Вашей прекрасной девице будет интересно… – поспешно крикнул Чардынин ей в спину.

Не оборачиваясь, она махнула рукой и исчезла.

Кофейная машинка петляла по горной дороге, уворачиваясь от редких встречных авто. Впереди показались полосатые красно-белые зонтики. На площадке, утрамбованной на откосе прямо над морем, раскинулось летнее кафе. Лидия остановилась. Девчушка лет пятнадцати – хозяйская дочка? – выскочила из-за стойки.

– Госпожа Збарски! Вы!

– Нет ли содовой, детка?

– Для вас!..

Внизу искрилось море. Лидия сидела под полосатым тентом, лениво прихлебывая содовую и любуясь белыми барашками, с шипением набегавшими на прибрежную гальку. Она надела очки с темными стеклами, купленные в Париже на последнем показе мод, но небо и море, сразу ставшие грязно-коричневыми, испугали ее, и она сдернула с носа изобретение французских кутюрье. Девчушка бежала к ней с бумажкой. Автограф.

– Как тебя зовут, детка? Анна. Красивое имя. А это тебе от меня.

Лидия протянула девчушке очки. Та взяла их двумя пальцами и, держа на вытянутой руке, глядела на Лидию остановившимися сумасшедшими глазами, не понимая, правда ли то, что с ней происходит, и боясь спугнуть свое счастье. Лидия засмеялась и надела очки девчушке на нос.

Она поехала дальше в горы – бездумно и слегка печально, как человек, которому некуда деваться. На вершине холма ею был замечен широкий дуб посреди зацветающего луга, и, бросив авто на дороге, она, в изморе жаркого дня, с трудом добрела до дуба и упала в траву. Сон сморил ее. Во сне она обнималась с огромным мохнатым шмелем. А когда проснулась, солнце клонилось к западу, а шмель, оседлав цветок клевера, жужжал рядом с ее брошенной на землю обессиленной рукой. Его тигриные полоски отчего-то показались Лидии забавными. Она подумала, что хорошо бы поймать его – он ведь нежный, пушистый, – но лень было поднимать руку. Бабочка коснулась крылом ее лица. Вторая – с голубыми полосками на оранжевых крыльях – вспорхнула с цветка и, пронзенная красноватым лучом заходящего солнца, зажглась, точно крошечный фонарик. Вдруг Лидии захотелось узнать имена всех бабочек, существующих на свете. Показалось страшно важным как можно скорее купить атлас насекомых.