Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

– Мама, мама, ты самый лучший человек! Я обещаю тебе, что буду хорошей. Я теперь стану позволять парням только держать меня за руку… Но разреши мне улететь в Нью-Йорк, чтобы попасть на бал, который устраивает на Новый год один мой хороший знакомый.

Я кивнула:

– Хорошо, если ты хочешь провести Новый год в доме твоего знакомого, пусть будет так; но постарайся, насколько это возможно, не злить завтра Барта. Ты же знаешь, как трудно ему было победить в себе все эти назойливые идеи, одолевавшие его в юности. Помоги ему, Синди. Дай ему почувствовать, что у него есть любящая семья и он дорог всем.

– Я постараюсь, мама. Обещаю тебе, что постараюсь.

Я закрыла за собой дверь ее спальни и пошла пожелать доброй ночи Джори.

Джори был необычайно спокоен.

– Все будет хорошо, мой милый. Как только появится ребенок, Мелоди вновь будет с тобой.

– Будет ли? – горько переспросил он. – Я сомневаюсь. Тогда ее мысли и время будет занимать ребенок. Я буду ей еще менее нужен, чем теперь.

Получасом позже я была в объятиях Криса и с готовностью отдалась единственной любви в своей жизни, которая длилась достаточно долго для того, чтобы я почувствовала твердую почву под ногами и бесконечное счастье… счастье, несмотря на все разрушения судьбы, на все потери.

Призрачный утренний свет проник в мою комнату, разбудив меня еще до того, как зазвонил будильник. Я быстро вскочила и взглянула в окно. Снег перестал падать. Спасибо Господу, Барт будет доволен. Я поспешила обратно к Крису поцеловать его и поздравить.

– С Рождеством, милый доктор Кристофер Шеффилд, – прошептала я ему на ухо.

– Я бы предпочел, чтобы меня называли просто «милый», – пробормотал он, заспанно оглядываясь.

Настроившись на радость в этот чудесный день, я вытащила его из постели, и вскоре уже мы, празднично одетые, вошли в столовую.

В наш дом вот уже два дня приходили наемные рабочие, мужчины и женщины, чтобы украсить дом и приготовить все к балу, повторив блеск и помпезность убранства на день рождения Барта. Плодом их работы стала поистине рождественская сказка, блистающая фантазия, в которую был превращен весь нижний этаж. Я наблюдала за всем этим с долей скептицизма. Была установлена еще одна рождественская ель, которая превосходила нашу «семейную» на пару метров. Синди любовалась этим пиршеством красок, гирлянд, свечей, венков, этой страной сказок. Все, что она увидела в канун Рождества, убедило ее в том, что оставаться в постели неинтересно. Она забыла Ланса и свое одиночество и, как ребенок, восторгалась чудесами.

– Ты только взгляни на этот пирог, мама! Какой он огромный! – Синди так и переполняла радость. – Прости меня, мама, за вчерашнее поведение. Я надеюсь, на балу будет много мальчишек и богатых красивых мужчин. Ах, может быть, в этом доме все-таки будет радость!

– Конечно будет, – проговорил неожиданно вошедший Барт и встал между нами.

Его глаза сияли; он гордо взирал на приготовления. Он был очень возбужден.

– Ты, Синди, оденься построже и постарайся никого не вывести из себя.

Затем Барт присоединился к рабочим и начал раздавать указания. Часто слышался его смех; он был со всеми ласков, включая Джори, Мелоди и Синди, как будто сегодня в честь Рождества все были прощены.

День за днем Джоэл, как мрачная тень, следовал за Бартом, изрекая цитаты из Библии своим надтреснутым голосом. Вот и сегодня в полшестого, уже совершенно празднично одетый, он затянул свое:

– …Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому пройти в рай…

– Какого черта ты здесь бормочешь, старик?! – закричал на него Барт.

Моментально водянистые глаза Джоэла сверкнули злобой, будто искра, готовая вспыхнуть под порывом ветра.

– Ты бросаешь на ветер тысячи долларов, мечтая впечатлить кого-то. Но никого не поразишь, потому что у них тоже есть деньги! Многие живут в гораздо более роскошных домах. Фоксворт-холл был лучшим в этих краях в свое время, но это время прошло.

Барт в ярости обернулся к Джоэлу:

– Заткнись! Ты готов испортить любую радость в моей жизни, любое счастье. Все, что бы я ни делал, по-твоему, грех! Ты стар и взял свое от жизни, а теперь мой черед. Я молод, и пришло мое время наслаждаться жизнью! Держи при себе свои религиозные мысли и цитаты!

– «Падению предшествует гордость…»

– «Погибели предшествует гордость, а падению – надменность», – поправил его Барт, к моему откровенному удовлетворению.

Наконец-то Барт увидел лицемерие и опасность в лице Джоэла.

– Гордость – вечная мудрость дураков, – изрек Джоэл, презрительным взглядом окидывая праздничное убранство. – Ты истратил уйму денег, которые могли бы пойти на благотворительность.

– Уйди! Иди в молельню и кичись там своей благонравной гордостью, дядя! В твоем сердце нет ничего, кроме зависти!

И Джоэл вышел из зала, бормоча:

– Он поплатится. В этих горах ничего не прощается и не забывается. Я-то знаю. Кому лучше знать, как не мне? Дни Фоксвортов печальны и горьки, несмотря на все их богатство.

Я обняла Барта:

– Не обращай внимания. У тебя впереди замечательный вечер, Барт. Теперь, когда светит солнце, снег на дороге подтает и смогут приехать все приглашенные. Похоже, Бог сегодня на твоей стороне, поэтому радуйся и наслаждайся.

Ах, как благодарно и признательно он взглянул на меня! Он смотрел, желая сказать что-то в ответ, но не мог. Наконец он просто обнял меня и ушел, явно смущенный. Такой красивый мужчина, подумала я с грустью, и никак не найдет себя. Но ведь должен же быть и у Барта уголок, где он почувствует себя нужным, незаменимым и любимым.

Комнаты, закрытые с начала зимы, были открыты и проветрены; были убраны все экраны, чтобы никто из гостей даже не заподозрил, что мы можем экономить тепло или деньги на него. Были тщательно вычищены все ванные и душевые. В туалетах были припасены всевозможные принадлежности, а в умывальных – разложено по полкам дорогое мыло и вывешены прекрасные гостевые полотенца. Из кабинетных шкафов достали специальный рождественский фарфор и хрусталь.

Около одиннадцати мы собрались у рождественского дерева. Барт был свежевыбрит и великолепно одет, впрочем как и Джори. Только Мелоди была одета затрапезно, как вошло у нее в обычай в последнее время.

Как всегда, я попыталась разрядить обстановку. Взяв на руки Младенца Христа из очень реалистично изготовленных яслей, я спросила:

– Барт, это ты купил? Если это так, то я поздравляю: я нигде еще не видела столь красивых скульптурных изображений.

– Они пришли по почте лишь вчера, и я их сегодня распаковал, – отвечал Барт. – Я купил это прошлой зимой в Италии и отослал морской почтой.

Я была счастлива, что Барт так оживился, услышав мое одобрение, и продолжала расспрашивать дальше.