Дэмиен Льюис - Нэпал — верный друг. Пес, подаривший надежду

Нэпал в дикой природе чувствует себя как рыба в воде. Его катают в моторных лодках, и он бороздит озерную гладь. Неустанно подбирает игрушки, бросаемые в воду детьми. Плещется с ними на мелководье. В лесу его сопровождает толпа малышей: они следят, чтобы он не съел какую-нибудь ядовитую траву. Короче говоря, Нэпал уходит в отрыв.

Джим достает свои шорты и футболку, выкрашенную вручную. Для себя он тоже организовывает несколько прогулок на лодке.

Первая пойманная им рыба — форелевый окунь добрых восемнадцати дюймов в длину. Джим протягивает рыбину Нэпалу, крепко держа ее за жабры. Пес тянется влажным носом к этой незнакомой штуке, вдыхая резкий, илистый озерный запах.

Он смотрит на Джима. «Судя по запаху — рыба».

— Правильно, — смеется Джим. — Мы ее зажарим и съедим.

Это первая встреча Нэпала с большим водоемом. В Санти Джим живет возле пляжа, но никогда не водил туда своего питомца. Уследить за собакой на пляже бывает тяжело, а рисковать он не хочет: нельзя водить пса в такие места, где он может помешать другим, когда Джим, сидя в инвалидной коляске, будет не в силах его остановить. Здесь же, на Рок-Лейк, в окружении родных, на природе, Нэпал может бегать где угодно. Но даже когда пес полностью, по-настоящему свободен, он постоянно оглядывается на Джима.

Соседи по лагерю просто не могут пройти мимо. Первое, что они замечают, — это Нэпал.

— Какой потрясающий пес! Какой послушный! Можно погладить?

— Секунду, — улыбается Джим. — Одну секунду.

Он смотрит на Нэпала:

— Лежать.

Собака ложится под коляску.

— Молодец, Нэпал. Гулять.

По этой команде пес отходит от Джима и направляется к своим поклонникам, позволяя себя погладить. Он не подпрыгивает, не выделывает пируэты, не выставляет себя напоказ, а приближается с королевским достоинством: «Вот он я. Можете немного меня приласкать». Ничего удивительного в том, что все на Рок-Лейк без ума от этой собаки.

Когда Джим с Нэпалом возвращаются в Санти, их ожидает письмо из СПНВ. Еще не вскрыв конверт, Джим уже знает, о чем идет там речь. Это предупреждение, рассылаемое за полгода до того, как воспитатель должен вернуть собаку: «Люди, не забудьте, что через полгода нужно отдать нам питомца. У вас шесть месяцев. Запущен обратный отсчет».

Это письмо наталкивает Джима на мысль. Он чувствует, что нужно принять чрезвычайные меры, чтобы облегчить боль от предстоящей разлуки. Может быть, попросить в СПНВ еще одного щенка до того, как настанет время вернуть Нэпала? Может быть, удастся организовать что-то вроде переходного периода, чтобы на момент расставания с Нэпалом у него уже был новый питомец? После Нэпала Джиму тяжело будет жить без собаки. Он будет чувствовать себя опустошенным. Но если отвлечься на нового щенка, может быть, это смягчит боль и заполнит пустоту?

Джим пишет электронное письмо в СПНВ, предлагая эту идею.

Он всегда хотел воспитать как можно больше собак, но в данный момент это вопрос выживания…

В семействе Морган никогда не иссякнет надежда.

Спустя всего несколько месяцев после моей выписки из госпиталя эта надежда воплотилась в особенной поездке.

Отцу исполнялось шестьдесят лет. Мой брат Джон и зять Скотт решили отвезти его половить окуней на озеро Тексома (наша семья уже много лет держит там лодку). Озеро Тексома — полоса воды, захватывающая территории Оклахомы и Техаса.

Была весна, вода еще не прогрелась, и окуней нужно было выманивать из глубин на живца.

Но на самом деле рыбалка была лишь предлогом. Пока отец, брат и зять ловили окуней, женщины собирались организовать вечеринку-сюрприз на причале. Скотт решил подойти к делу основательно. Он арендовал портативный автомат для приготовления коктейлей, погрузил его в прицеп и привез на берег озера. И все это — тайком, ведь отец ничего не должен был знать ни о каких приготовлениях.

А мне была уготована особая роль. Я должен был на своей машине проехать весь путь от Сан-Антонио до озера, — а это несколько сотен миль, — чтобы на вечеринке-сюрпризе для отца самому стать сюрпризом. Это должно было стать моим первым выходом в люди с тех пор, как я получил травму. А еще — первой попыткой проехать более-менее значительное расстояние на машине.

Прорыбачив целый день, мужчины направились к берегу. Пристань была украшена воздушными шарами и плакатами. Собрались почти все наши друзья и родственники, а еще множество соседей по лодочной станции. Пристань была битком набита людьми разных вероисповеданий. Были там и неверующие, но так или иначе почти все они молились за мое выздоровление, особенно когда я лежал в коме. При этом большинство из них не были знакомы со мной лично.

Я выписался из госпиталя всего полгода назад, но был намерен преодолеть весь этот путь — приехать самому на шестидесятый день рождения отца было бы символично. Для меня это было важно, и Карла меня поняла. Что касается мальчиков, они просто радовались новому приключению.

Мне приходилось останавливаться каждый раз, когда боль терзала меня особенно сильно. Поэтому ехали мы так: час в дороге, час на обочине. Человек в нормальном состоянии доехал бы до озера Тексома часов за шесть. Мне же потребовалось вдвое больше времени, но в конце концов мы добрались. Можно было подъехать прямо к пристани, однако мы остановились чуть поодаль. Карла заранее созвонилась с Джоном и Скоттом, поэтому они точно знали время и место нашего прибытия.

Старший брат организовал все так, что меня окружала толпа людей, пока я ехал по дорожке к пристани родителей.

Отец уже успел открыть все подарки. Я катился по деревянному настилу, а Джон тем временем вышел вперед и попросил минутку внимания:

— Я должен кое-что объявить. Папа, у нас для тебя еще один подарок. Сюрприз.

При этих словах окружавшие меня люди расступились и я выехал на открытое пространство. Отец впервые увидел, как я самостоятельно передвигаюсь на своей коляске вне госпиталя. На этом озере я чувствовал себя почти как дома. Когда я был ребенком, мы проводили здесь много времени, и я надеялся, что выгляжу теперь чуть более похожим на мальчика из отцовских воспоминаний.

Он подошел ко мне, опустился на колени, протянул руки и крепко обнял.

Воцарилась такая тишина, что слышно было бы падение булавки. У отца вздрагивали плечи. Это был массивный, крепкий, грубоватый техасец и просто невероятный отец. Но он был не из тех, кто выворачивает душу наизнанку. Думаю, это у нас семейное. Однако в тот день не было рукопожатий. Вместо этого мы добрых пять минут обнимались, и я чувствовал, как у отца вздрагивают плечи.

Наконец он нашел в себе силы заговорить:

— Знаешь, сынок, лучшего подарка я не мог бы и желать. Это самый приятный для меня сюрприз. Я так тобой горжусь! Черт, так горжусь!..