Гера Фотич - Умереть в раю [СИ]

Вернувшись, он снял с вешалки черный прорезиненный плащ и, накинув на голову, спустился по ступеням вниз.

За ним вышел Тет и, добежав до машины, вернулся обратно.

— Я не знаю, где он может быть! — со злостью и отчаянием крикнул жене. Размахнувшись, дал подзатыльник Виктору: — Это ты, дебил, снова брата обидел! Не можешь нормально жить, черная кровь в тебе играет! Открыв буфет, стал звенеть посудой.

Виктор поперхнулся и закашлялся. Сквозь набитый колбасой рот стал что-то выкрикивать, размахивая руками. Вскочил, пнув стол ногой, так что всё полетело на пол, выбежал на улицу.

Василий заглянул под трейлер и неожиданно увидел там кусочек света. Наклонившись, протянул руку и поднял тускло горящий фонарь. Дебил…дебил… — неожиданная догадка пронзила его сознание.

— Я сейчас! — крикнул он в открытую дверь трейлера и, светя перед собой, бросился к лесополосе.

Дождь безжалостно хлестал, стекая прямо в ботинки. Через пару минут в них уже хлюпала вода. Несколько раз он упал, вспомнив, что подошва очень скользкая, когда хоть чуть-чуть намокнет. В голове стучала мысль: «Только бы найти, не потеряться в темноте, выйти к нужному месту…» Иногда ему казалось, что он уже кружит где-то совсем в другом лесу. Свет фонаря с каждой минутой становился слабее. Деревья раскачивались и наступали. Ветки кустарника розгами били его по лицу, груди и спине.

— Так тебе, так! — шептал он, получая всё новые удары. Проходил сквозь стегающий редут и надеялся, что боль направит его в нужном направлении. Метался между островками зарослей, подобно шару настольного пинбола, выбивающему призовые очки. Но здесь на кону — жизнь внука. Это была не игра.

Неожиданно свет фонаря выхватил из темноты знакомые светоотражающие полоски детских кроссовок. Данила сидел в своем шалаше, подпирая спиной ствол дерева. Обняв руками согнутые колени, прижатые к животу. Казалось, он спал, положив на них голову.

Василий наклонился к внуку, взял его на руки. Тот не сопротивлялся. Сильная дрожь как не прекращающийся приступ эпилепсии, заставляла биться в конвульсиях остывающее тело ребёнка.

— Ну, зачем же ты так, милый! — шептал ему Василий. — Прости своего деда, прости! Совсем нюх потерял в этой Америке!

Фонарь погас, и он бросил его здесь же. Снял плащ и завернул внука, как в домашнее одеяло, словно продолжая давнюю игру. Ориентируясь на далекие огоньки в ночи, побежал что было сил, держа на руках дорогую ношу.

Непрекращающийся дождь не мог остудить его организм. Спина парила в темноте, словно раскаленная сковорода, опущенная в воду. Сердце молотом било в грудь, пытаясь прощением достучаться к прижатому холодному телу ребенка. Разбудить в нем уходящую любовь. Но силы таяли быстро, то ли от нехватки воздуха, то ли от душивших Василия слез. Бормотал на бегу что-то ласковое, смягчая вырывающиеся хрипы. С шумом вбежал по крыльцу, задев локтем дверной проем. Столкнул зятя со стула, сидящего перед бутылкой водки. Кинулся вглубь, где на кровати всхлипывала Валерия. Уложил рядом.

— Раздевай его, быстро! — впервые закричал на дочь, пресекая ее вопросы, а сам рванулся к столу за бутылкой.

Дочка стянула мокрую футболку с сына, штанишки… Василий уже лил водку на грудь внуку, растирая ладонью.

— Неси, во что укутать! — торопил он, разогревая заледенелые ножки. — Заворачивай, заворачивай теплее! Данила периодически приоткрывал глаза. Взгляд был мутный, словно он пребывал в далеком сне.

Замотанный в кучу махровых полотенец и шерстяных кофт Данила очутился под одеялом. Валерия легла рядом и обняла возвышающийся на постели холм. Пригладила рукой светлые волосики на голове сына, уткнулась в них лицом.

Василий накрыл их обоих пледом. Опрокинул себе в рот остатки из бутылки. Затем отошел к умывальнику, ополоснул распаленное лицо холодной водой. Посмотрелся в зеркальце. Физиономия стала фиолетовой, уши вспухли от прилива крови. В отражении увидел зятя, уснувшего, сидя за столом. Почувствовал прилипшую к телу футболку. Сняв мокрую одежду, развесил ее на спинках свободных стульев. Вынул из сумки и надел свои старые вещи, в которых прилетел. Брюки были измяты. Пиджак жал ему в плечах и не застегивался.

«Отожрался», — подумал он про себя. Почувствовал какую-то тяжкую смертельную тоску, смешанную со злобой и ненавистью к кому-то неизвестному, невидимому, тому, кто держит здесь всё под контролем и только наблюдает… Не в силах дальше стоять на ногах, подошел к дивану и прилег на бок. Как только закрыл глаза, в темноте сейчас же запрыгали тысячи радужных и багряных кругов, а сердце замерло, оборвалось — и всё тело мягко ухнуло куда-то в пропасть.

Все проспали до обеда, когда в трейлере снова стало невыносимо душно. Василий встал и приоткрыл дверь, а затем снова лег, как и был, в костюме. Он готовился почувствовать простуду, но её не было. Внутри только пустота, не поддающаяся болезням.

Тет дрых в кресле, свернувшись калачиком. Валерия с внуком — на кровати. Практически весь день они провели горизонтально.

Ближе к вечеру дочка наварила каши. Ели молча, механически. Казалось, что все были сыты молчаливой радостью — Данила не простудился. Как-то грустно смотрел на всех, не выделяя никого. С улицы принесли конструктор, и он стал играть в постели.

Так прошел весь день, а к вечеру Тет разложил кресло и снова уснул, прикрывшись детским одеялом, из-под которого торчали его белые волосатые ноги. Василий остался на диване. Дочка с сыном на кровати за шторой, как и в прошлую ночь. Точно и не было дня, а кто-то всесильный прописал семье постельный режим. Точно трейлер их превратился в госпиталь на колесах. Каждый болен по-своему…

Когда наутро Василий открыл глаза, дочка сидела на краю дивана и смотрела прямо на него. Он поспешно сел, одернул пиджак, застегнув на одну пуговицу, спустил ноги на пол.

Жара только начинала проникать в трейлер. Взгляд Валерии был тускл, как прошлым днем у Данилы. Рисованное сердце на груди измялось, скукожилось, словно усомнившись в необходимости своего существования.

Через приоткрытую дверь было видно, как Тет возился во дворе с машиной, собираясь везти Валерию на работу в больницу.

— Пап, уезжай… а? — тихо сказала она. Затем, убыстряясь, запричитала, словно боясь, что прервут: — Не надо нам твоих денег, ничего от тебя не надо! Тет сказал, у тебя сегодня билет — это судьба, езжай домой! От тебя только неприятности! Я так не могу! Больше не вынесу! Из-за тебя я потеряла мать, теперь теряю старшего сына, мужа. Даниил вчера чуть не пропал!

— Позавчера.

— Что?.. Да какая разница? Вчера, позавчера!.. Уезжай… хорошо? Ты приносишь несчастья! Ничего не говори… Деньги, как только соберу, я тебе верну — вышлю!