Николай Гайдук - Романс о великих снегах

Детишки, подрастая, страсть как любили послушать седого отца. Рассказы были самые разные – о том, куда уплыл и когда вернётся их любимый дедушка. Были сказки о тайге, о зверях, о рыбах. Но больше всего детвору занимали почему-то поднебесники.

– Тятя, – расспрашивали те, кто постарше, – а может, наш дедушка уплыл за цветами? За поднебесниками? Ты же плавал за ними? Ты же, тятя, чуть не утонул, мамка рассказывала.

– Было дело, ребята, быльём поросло. – А зачем ты по реке пошёл в такую пору?

– Ума не накопил ещё, – отец смеялся, – вот и попёрся, дурень.

– Нет, ну, правда. Ты же мог переждать.

Седой Артемидий становился непривычно серьёзен. – Нельзя было, ребятушки. В том-то и дело.

– А почему?

– Поднебесники были со мною. Вот здесь. – Он показал на пазуху. – Ваша мамка хотела, чтоб я принёс ей на свадьбу. А иначе, говорит, и знать не знаю, как тебя звать. Ну, вот и пришлось постараться. А поднебесники, они такие, что если их от неба оторвать и долго держать без земли… – Седой Артемидий вздыхал, вспоминая молодое приключение. Долго смотрел куда-то в заоблачные дали, где скрывались голубоватые горы.

– Тятя! Тятя! – Его дёргали со всех сторон. – Ну, и что там дальше-то? Рассказывай.

– А что дальше? Я принёс, как обещал. А как же? Иначе и свадьбы-то не было бы. И вас бы тоже не было. Мамка такая у нас. Сказала, как отрезала. Башку петуху.

Ребятишки хихикали.

– И где же теперь поднебесники?

– Здесь. – Седой отец руками разводил. – В этой горнице. – Где? – Ребятишки смотрели на подоконники. – Вот это?

Или это?

– Это герань, сынок. А это, дочка, роза. А это кактус – зелёный ёжик, колючий ножик.

В горнице недоумение.

– А где поднебесники?

– Сейчас покажу. Только нужно для этого хорошенечко поработать.

Продолжая посмеиваться, детишки старательно и аккуратно протирают старое скрипучее трюмо – в красное дерево оправленный трилистник, сотворённый, быть может, ещё во времена правления последнего русского царя. И вот наконец-то работа на совесть проделана – зеркала огнелико сверкают, причём одно из них, центральное, отбросило на пол солнечного зайца с длинными ушами, растянувшимися под кровать.

Отец берёт детишек за руки или потихоньку подталкивает в спины, приглашая к чистому трилистнику старинного русского зеркала. Ребятишки смотрят, ждут, затаив дыхание, и понять не могут, где же поднебесники, обещанные отцом.

В зеркале нет ничего, кроме детских мордашек, кроме сияющих детских глазёнок…

– Вот они, мои поднебесники! – блаженно улыбаясь, проговорил отец.

А ребятишки заплакать готовы – им кажется, что папка обманул.

И пройдёт ещё немало лет, прежде чем раскроется эта немудрёная загадка. Глаза детей в этой семье – у всех как на подбор – глаза поднебесного цвета, хранящие в себе крохотульку солнца. Такие золотые поднебесники даруются людям только в начале житейской дороги. А потом, в конце пути, увы, такие поднебесники – не частый признак ангельской души, прошедшей многотрудными земными бездорожьями и при этом оставшейся верной высоким заветам небес.

И ещё пройдёт немало лет, прежде чем один из этих поднебесников с золотой медалью окончит институт и вырастет в очкастого, степенного доктора каких-то там наук. Работая в биосферном заповеднике, занимаясь делами государственной важности, этот учёный – в минуты отдыха, в минуты мечтательной задумчивости – накропает на полях своей тетрадки нечто похожее на стихотворение в прозе.

В тучах и туманах прячется она, моя родимая и ненаглядная Область Великого Высокогорья. Благодатное местечко. Труднодоступное. Ни пешему, ни конному сюда не процарапаться по диким дебрям. Судьба сюда приводит только избранных. А точнее сказать – обречённых. Господом Богом обречённых на красоту.

Тысячи и тысячи веков светло и вольно торжествовавшая по всей Земле красота наша, матушка наша, как же ты сегодня привяла и притихла, отступая под натиском некрасивости и даже откровенного уродства. Красота наша, матушка наша, ты способна ещё оставаться Божьей красотою и заступницей, ты ещё способна человека удержать от безобразия. Но красота наша, матушка наша сегодня уже не способна, увы, саму себя сберечь и сохранить для продолжения рода. Вот почему возникла необходимость как можно скорее создать эту особенную область – Область Великого Высокогорья, которую изначально хотели назвать Область Высокого Горя, и это название, кстати, самое точное. Не от великой радости возникла эта Область – от великой нужды и от горя. Хотя, в конечном счёте, даже горе горькое может обернуться медовой радостью.

Судьба улыбнулась однажды – и мне посчастливилось тут оказаться впервые, чтобы остаться навеки. Здесь, и только здесь, в Области Великого Высокогорья, можно встретить милых сердцу краснокнижников. Здесь и только здесь тебе навстречу выйдут поднебесники – цветы неземной красоты. Здесь, на лугах и полянах, будто на страницах Красной книги, величаво стоит венценосный журавль. Изящный ирбис – снежный барс, неслучайно названный призраком гор, призрачно проходит за деревьями. А совсем недавно Венера тут прошла, босиком прошлёпала по весенней травушке, оставляя в кустах свои знаменитые, очаровательно крохотные и ароматно пахнущие венерины башмачки. Говорят, что раньше подобных башмачков было великое множество – от Британских островов до Тихого океана. А теперь секрет башмачников утрачен, и потому Венера бродит босиком. Но это преспокойно можно делать только здесь, в заповедной Области Великого Высокогорья. А если ниже опуститься, там народы всей Земли ходят исключительно обутыми. И старый, и малый там знают русский печальный припев: «И страна берёзового ситца не заманит шляться босиком» – битое стекло по всей стране ледышками сверкает, никогда не тает. Вот почему за тучами и облаками с недавних пор открылась эта область – Область Великого Высокогорья. Заповедник радости, надежды и любви. Я знаю, что это придумано не человеком – человек всё больше способен разрушать. Это придумано Богом. И потому я каждый день с мольбой смотрю на горы, укрытые сединами облаков и туманов, смотрю шепчу как молитву: Боже, храни эту радость! Надежду храни любовь!