Мирослав Рафай - Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Шутки в сторону! — Мартин делает левой рукой широкий жест. — Подойдем к делу логически, пан моченый… пардон, ученый ассистент. Существует ли на нашем прославленном и вашем менее прославленном факультете так называемая смертность? Безусловно! Смертность несчастных студентов, которым, извините, разные строгие профессора, доценты и моченые ассистенты не дают успешно завершить начатую учебу. А где есть смертность, там есть и трупы. Из чего следует: Божена, в данный момент сидящая среди нас, есть особа абсолютно мертвая!

Он скорчил горестную мину, склонил голову к плечу — ни дать ни взять скорбящий родственник усопшего.

— Но руки у этого трупа теплые! — Карол берет Боженину мягкую, податливую руку и со значением пожимает. — В чем я как раз и убеждаюсь.

— Не в том дело! — не сдается Мартин. — Она умерла в рамках статистики, мир праху ее… Божена, которую мы видим перед собой, — уже другая Божена!

— И ты прав, — звонким голосом, в котором слышна веселая издевка над собой, соглашается Божена. — Божена больше не ходит на лекции, а ходит кормить телят…

— Это неплохая практика, — подымает брови Карол. — Увидишь, через год и в институте тебе будет легче. Начнешь сызнова, словно ничего не произошло.

— Кое-какую практику я имела и до поступления в институт, ведь я из деревни, а чем все кончилось?

— Жаль, что мы не познакомились раньше. Можно было бы как-нибудь помочь…

— Как, скажи на милость? Когда у кого с наукой не клеится, так уж не клеится, и баста. А если провалил экзамены — так ты их уж точно провалил.

— Думаю, ты поторопилась, — говорит Карол тоном старшего и более опытного. — Экзамены можно пересдать. Во второй раз экзаменатор будет подобрей — и дело в шляпе!

— Это не для меня! — решительно говорит Божена и вдруг краснеет. — Раз я знаю, что не гожусь, лучше сразу!

— Господа, почему никто не пьет? — вопрошает Мартин. — Вы заговорили о серьезном, Вера с Миланом — сущие жених с невестой в рощице зеленой, а я — сиди и гляди на вас как чурбан? Видно, ничего мне не остается, как искать другое общество. Вон, из того угла мне, кажется, уже машут! Еще пожалеете, что потеряли такого собутыльника!

— Третий — лишний… — поддевает его ассистент, стараясь не смотреть на Божену.

— Не задавайся! — грозит ему пальцем Мартин. — У Божены о вашем брате неприятные воспоминания. Может, я не прав? — испытующе смотрит на девушку. — Не будь таких, как ты, она могла бы тут остаться. Уж эти мне преподаватели! Им одна радость — утопить на экзаменах как можно больше студентов. Жуткий народец!

— Не мели ерунду, дружище! — махнув рукой, парирует Карол. — Кто знает, не захочешь ли и ты остаться в аспирантуре, когда кончишь институт.

— Я?! — гулко стучит Мартин в тощую грудь. — Эх, надо выпить! — Он поднимает бокал и залпом его осушает, вытерев рот тыльной стороной ладони, как старый крестьянин. — Такое мне и во сне не привидится! Да я бы тут не остался, хоть сам ректор меня умоляй, запомни это! Ха, ассистент… Что я, отца родного убил, чтобы просиживать тут штаны по кабинетам? Меня ждет большой процветающий кооператив! Так-то вот: про-цве-та-ющий! Порядочный навозный деятель должен оставаться при навозе! И вообще… Ухожу от вас. Поосторожней с ним, Божена! — Он переводит взгляд на Карола. — Знаем мы этих ассистентов! Посулит златые горы, а завтра сделает вид, что вы не знакомы. Бывайте здоровы! Можете тут скучать без меня сколько влезет!

Подмигнул Божене и отошел к веселой компании в углу погребка.

— Такой нигде не пропадет, — замечает Милан.

— Славный парень, только болтает много, — говорит Карол. — Однако выпить мы можем и без него.

Он разливает вино, поднимает бокал.

— За вашу красоту, которой цвести еще столько лет! — чокается он с Боженой и Верой.

Когда бокалы были поставлены на стол, Вера обращается к Божене:

— Кажется, ты упоминала о педагогическом факультете. Хочешь туда поступить?

Карол в этот момент собирался что-то сказать, однако, подумав, промолчал, теперь он воплощенное любопытство.

Божена сразу уходит в себя, становится серьезной:

— Не знаю… Сейчас мне не до этого. Отец в больнице… Думаю пока повременить.

— А по-моему, это тебе подойдет, — убеждает ее Вера. — Вполне могу представить тебя учительницей.

— Детей я вроде бы люблю… — нерешительно произносит Божена.

— Так выпьем за будущую учительницу! — Милан с готовностью разливает вино.

— Станете коллегами с Каролом. Ваше здоровье!

Они пьют, и Божена, глядя вдоль длинного зала над головами Веры и Милана, роняет:

— Все еще вилами по воде писано…

Карол закуривает и медленно, раздумчиво говорит:

— Завтра надо сходить в деканат, узнать насчет приемных экзаменов. Пойдем вместе.

— Не беспокойся.

— Пустяки, — Карол машет рукой, — для тебя я охотно это сделаю.

Только опытный наблюдатель заметил бы, что он интересуется Боженой и хочет привязать ее к себе невидимыми нитями ненавязчивых обещаний в форме непринужденной, товарищеской помощи. Его намерения было бы трудно назвать осознанно корыстными, ему кажется, что все идет естественно, без нажима, новая знакомая сама тянется к нему всем существом, обнаженная под покровом одежды кожа словно бы посылает ему сигналы о том, как растет в девушке напряженное ожидание… Карол чувствует: что-то приятное обволакивает их, подхватывает, и то, что он при этом играет более значительную, более осознанную роль, нормально и правильно.

Божена по-прежнему чувствует себя раскованно и беззаботно. Именно благодаря этой раскованности и беззаботности ей так хорошо в погребке с Каролом, она так быстро сблизилась с ним. Ничто не заставляет ее взвешивать, правильно она поступает или нет. Вино приятно на вкус, Божена ощущала его на губах и во рту, как никогда ранее, и предчувствие, что поцелуи могут быть не менее приятны, волновало ее тихой, поднимающейся откуда-то из глубины глубин сладостью.

Она собиралась воспользоваться предложением подруги и переночевать в общежитии. Когда Вера с Миланом на минутку отошли от стола, Божена узнала от Карола — он сообщил это как бы между прочим, — что у него уже почти год собственная однокомнатная кооперативная квартира. Он прямо не приглашал ее к себе, не звал переночевать, но Божена сразу же угадала в его словах именно эту возможность. Прекрасно, значит, я могу переночевать или у Веры, или у Карола. У подруги или у нового друга… Ничего еще не было решено: по-прежнему оставались две возможности, и обе протягивали ей руку. Стоит ли ломать над этим голову? Будет видно, решение придет само, естественно и непринужденно, как и все нынешним вечером.

Правда, был момент, вскоре после того, как Карол рассказал, что живет в собственной квартире, когда она поймала на себе его взгляд. Он миновал ее глаза и каким-то ощупывающим, тяжелым прикосновением лег на шею и грудь… Это было быстро и коротко, подобно дуновению ветра. Божена тотчас потупилась — будто в самообороне.