Владимир Козлов - Сестра Морфея

Главный режиссёр. А. Шикельгрубер.

Он перечитал несколько раз письмо, оно показалось ему вполне удачным, и распечатал его на принтере. Порывшись в кипе своих бумаг, нашёл подходящий офисный конверт, запечатал его и указал адрес получателя, не её домашний, а юридический адрес детского дома. К шестнадцати часам отвёз его на железнодорожный вокзал знакомой проводнице, которая работала на фирменном Московском поезде. Ей этот конверт нужно было отпустить в столице в любой почтовый ящик, чтобы для большей убедительности на нём стоял Московский штамп. Когда дело было сделано, он довольно улыбнулся, предвкушая чудотворную картину, как Людмила Ивановна будет ходить по детскому дому в косичках и отшлифовывать свою хоккейную походку. Вспомнив о прошедшей ночи, он решил телефонным звонком напомнить Людмиле Фёдоровне о себе. Её трубка молчала.

«Наверное, — спит после бурной ночи? — подумал он, — или у дочери в моём подъезде в гостях находится. Ладно, в понедельник встретимся».

Тогда он решил заехать на работу к другу Григорию в дом технического творчества, где он работал сторожем. С этим ветераном настольного тенниса они объехали всю страну, выступая на различных соревнованиях. Давно его не видя, решил с ним пообщаться. Григорий в этот субботний день заступил на сутки. Застал он его лежащим на кушетке перед экраном телевизора. Тот встрепенулся, когда услышал, звук открываемой двери. Увидев старого друга, расплылся в улыбке.

— Наконец — то сподобился навестить меня. Зазнался, что обыграл весь город, к себе поиграть не приглашаешь, — опустил он шутливо.

— У тебя Хаджа под боком с его Сибирью, там и столы дорогие и места много, а у меня всё скромно оборудовано. Места хоть и много, но полезной площади маловато.

— Нет ни Хаджи, нет ни Сибири, — сказал Григорий, — выгнали его за долги и арестовали всё имущество. Сейчас если он помещения не найдёт, то будет продавать свою квартиру, рассчитываться с долгами и перебираться жить к себе в глухомань, где у него стоит недостроенный коттедж.

— Этого следовало ожидать, — не вызывая злорадства на приятную для него новость, произнёс Платон. — Своё «Я» везде хотел поставить и не прислушивался к нам.

— Да вроде спорт он наш любит преданно, а вот косяков нарезал с деньгами, теперь разгребает эту финансовую кашу.

— Ошибаешься, никогда он настольный теннис не любил, он любил только себя в настольном теннисе, вот и получил, разрушительный результат. И вообще он меня сейчас совсем не интересует. Славу богу я устроен вполне нормально и мне от жизни ничего больше и не надо. А ты с ветеранами можешь заходить ко мне в любое время.

— Да, надо тебя навестить, как хоть твоя Людка Мутовка чувствует? Крепко она Хаджу наказала.

Платон, слегка улыбнулся.

— Почему она моя? Никогда ею не была, — у неё есть какой — то Миша заика. А на работе она ничего не представляет. Того и гляди улетит из детского дома. Она ещё в школе работает на полставки. Но думаю, что там её труд аналогичен результатам детского дома.

— Странно в Сибири она отменно работала, — пожал плечами Григорий, — только крыша у неё часто едет. А Янку ты её неплохо подготовил. С её ростом у неё может быть большое будущее в спорте.

— У Янки, большая заторможенность в мозгах сидит, почти как у мамы. Поэтому, о её будущем пока рано говорить.

Они выпили по чашке кофе и дружелюбно расстались.

Вечером в его квартире появилась Людмила Фёдоровна в тесном халате, из которого он её освободил. А в двадцать три часа, он её проводил, до дверей квартиры дочери.

В понедельник, Платона вызвала к себе Гордеева. Она смотрела на него с добродушием, ослепляя его волшебной улыбкой.

— Как ты себя чувствуешь?

— Великолепно!

— Я везу десять детей в Москву, на конкурс «Созвездие», не хочешь со мной съездить на три дня?

— А нужно ли? Тема далеко не моя, и эта поездка скомпрометирует нас обоих. У детей глаз острый.

— Боишься, а я вот не боюсь. Ну ладно, нет, так нет, — успокоилась она, — я тебя собственно вызвала по другому вопросу. Ты Хаджу знаешь?

— Знаю и хорошо, — с удивлением посмотрел он на неё. — Звонил он с утра мне, проситься сюда на работу. Говорит, что у него есть столы дорогие и весь сопутствующий инвентарь для настольного тенниса.

— Его на пушечный выстрел к детскому дому подпускать нельзя, — взволновался он, — будет он, не будет меня.

— Я примерно так ему и ответила, — улыбнулась она. — Сказала, что у нас есть хороший тренер и пока я с ним не переговорю, ничего обещать не могу. Он сразу же повесил трубку. Теперь у меня просьба другого характера к тебе есть. Прошу тебя не выясняй никаких отношений с нашей неразумной ревнивицей. Делай вид, что ничего не произошло. Наш директор думает убрать её из школы, он там преподаёт географию. А потом будет ставить вопрос о её профессиональной непригодности у нас.

— Я уже обсудил её поступок по телефону позавчера, только тебе забыл рассказать.

— И что ты ей сказал?

— Не много, но веско. А главное я дал ей понять, что наши отношения после дня учителя стухли. Мне уже приелась её ромашка, вначале весело было, а сейчас хоть волком вой. Главное у неё мужик есть, а она как одержимая за мной бегает. Хоть к бабке иди, чтобы отворот, какой против неё сделала.

— Терпи мой друг, терпи, — думаю, к новому году её не будет здесь. Если директор наехал на неё, то это серьёзно. Она оказалась нечистой на руку. Всю воблу у него перетаскала. А он ей дорожил. Даже нас никогда не угощал.

— Теперь мне понятно, где она её взяла. В Липецке на соревнованиях она мне целый пакет дала воблы. Спросил, где взяла? — говорит на пивной точке. Только ты директору ничего не говори. Некрасиво как то получится с моей стороны. Может она и не по своей воле это сделала, а шайтан от клептоманов подтолкнул её таким способом рыбку ловить.

— Ты уже её пожалел? Я вошла в твоё положение, и не осуждаю. Напротив я тебя за это ещё больше любить буду. Ты настоящий мужчина! С директором я кроме работы ни о чём не говорю. У него для этого своя компания имеется. С ним мы на разных полюсах находимся.

— Задержался я у тебя, пора и честь знать, — встал он со стула, — ты знаешь, где я живу. Вечерами я полностью твой. Спеши увидеть. Жена приедет, придётся прятаться, по углам.

— А про мою квартиру ты забыл? — напомнила она ему, но он уже не слышал, закрыв за собой дверь.

В бассейне он столкнулся с Людмилой Ивановной. Двери её кабинета были открыты, и когда около неё прошёл Платон, она поздоровалась с ним и расстегнула лифчик.

— Вот теперь я знаю, почему тебе мальчишки свои орудия показывали, потому что ты им светила свои печёные картошки.