Альберт Спьяццатов - Ребро жестокости

Первым кого он заметил, покинув мотель уже затемно, был праздношатающийся Джонни Куанг, тоскливо подпиравший одну из колонн под мостом с прилипшим к нижней губе окурком косяка и смятой банкой энергетика в руке.

Когда до Хуареса оставалось не более тридцати километров, он позвонил кузену Хосе, предупредить, что заедет погостить. Кузен обрадовался, сказал, что все будут его ждать. Пако притормозил на обочине, чтобы переодеться. По обе стороны шоссе тянулись покатые склоны невысоких холмов, медленно проседающие под беспорядочными ярусами мазанок из фанеры и жести, усеянные россыпями мусорных куч, в которых копошились в поисках клея и ацетона ватаги беспризорной детворы. Пако достал из багажника аккуратно сложенную клетчатую рубашку с парой застиранных мешковатых «ливайсов» и переоделся. Далее пришлось вливаться в пригородный поток: чем ближе к городу, тем медленнее надо было ехать. На самом въезде в город он стал невольным свидетелем жуткой картины – с эстакады, под которой он должен был проехать, свешивалось, покачиваясь на ветру, два человеческих тела. Их руки были связаны за спиной, штаны и нижнее бельё спущены до их закоченевших лодыжек. Это выглядело одновременно страшно и непристойно. Пожарный в этот момент как раз пытался дотянуться до верёвок с телескопической стрелы автоподъёмника, чтобы перерезать их и сбросить тела вниз, где выстроилась бригада, развернувшая натяжной брезентовый тент. На перилах моста, над жертвами был растянут самодельный транспарант из белой простыни с надписью чёрной краской. Пако слегка притормозил, чтобы прочитать её, но сзади начали так яростно сигналить, как если бы подвешенные на мосту трупы были здесь самым обычным делом, из-за которого вовсе не стоит мешать проезду. Пако подумал, что за клаксонами здесь, пожалуй, могут запросто последовать и выстрелы и благоразумно решил прибавить хода. Он успел понять, что согласно надписи убитые были бандитами.

В «Золотой зоне» на улицах было свободнее. Пако по памяти без труда нашёл особняк Гутьересов. Очевидно, Пепе уже успел предупредить о его приезде, потому что, как только он подъехал к дому, откатные автоматические ворота сами собой плавно распахнулись перед «понтиаком», открывая проезд, и вооружённый охранник в каскетке с логотипом дядиной фирмы важно кивнул ему. Дверь после звонка открыла донья Сара. При виде Пако она всплеснула руками и заголосила: «Ай Пакито, да ты ли это, мальчик мой дорогой? Пепе! Марьяха! Идите вниз, к нам Пако в гости пожаловал. Из самого Лос-Анджелеса. Взгляните на него, да он ведь превратился в настоящего кабальеро!». Вниз сбежал Пепе. Он не сильно изменился за те годы, что они не виделись. Те же торчащие уши, бегающие глазки, ёрничающая ухмылка. Они обнялись. «Марьяха в теннисном клубе, мама», – сказал он. «Пойдём, Пакито». Пако хорошо помнил свою двоюродную сестру, хорошенькую девочку по имени Мария Хавьера, и ему было бы любопытно взглянуть на неё теперь. Пепе потащил кузена наверх. Проходя по дому, Пако с удивлением озирался кругом, разглядывая роскошное убранство так, словно был здесь впервые. Стены дома были обиты декоративными вощёными панелями из кедра и увешаны гобеленами ручной работы. Сводчатые потолки были отделаны барочной лепниной из гипса с позолотой, багеты и дверные проёмы украшала искусная витая резьба. Широкие оконные рамы особняка были зашторены тяжёлыми парчовыми занавесями, сквозь которые не пробивался солнечный свет и шумы с улицы. Взамен уютно светила бронзовая люстра, отороченная несколькими рядами хрустальных подвесок. На круглых столиках с затейливыми гнутыми ножками вдоль стен были расставлены этнические статуэтки из слоновой кости и эбенового дерева. После гостиной, справа от мраморной лестницы виднелся за черепаховыми перегородками личный кабинет дяди Фелипе с богатой библиотекой, снукером и английским камином. Пако опасливо поднимался вслед за Хосе, стараясь ступать по ворсистым кашемировым коврам осторожно, след в след. Они вышли на асотею, плоскую крышу особняка с роскошной летней террасой, в центре которой лазурно посверкивала вода в бассейне, переливаясь на солнечном свете и мирно отражая его слепящие блики. Когда двоюродные братья растянулись на шезлонгах под навесом, Пепе прикурил самокрутку с «травкой», и, сделав несколько глубоких затяжек, передал её Пако.

Спустя час на асотею поднялась и Марьяха, одетая в скромный закрытый купальник. Она едва скользнула равнодушным взглядом по брату с гостем, не ответив на галантный поклон Пако, будто бы даже не заметив его. Её каштановые волосы неровными прядями развевались на ветру, небольшая упругая грудь часто вздымалась. Вздёрнутый носик придавал лицу Марьяхи высокомерное и в то же время слегка капризное выражение. Её прекрасные глаза были словно бы подёрнуты дымкой какой-то неизъяснимой смертельной тоски. Дойдя до манящего прохладной лазурью бассейна, она спокойно погрузилась в воду и медленно поплыла.

– Как у раненой пумы, – пробормотал Пако.

– Что?

– У неё глаза были как у раненой пумы, брат, – пояснил Пако.

Пепе зашёлся в очередном, ещё более сильном припадке гомерического хохота. Остановиться он смог только из-за того, что в итоге закашлялся.

Вся семья Гутьересов собралась за ужином, когда прибыл с работы дон Фелипе. Он обменялся крепким рукопожатием с племянником, не сводя впрочем с него цепкого взгляда своих колючих глаз, потом порывисто обнял и прижал его к себе, условно взъерошив ладонью колючий ёжик его волос. Домашний повар приготовил в тот вечер восхитительное мясо барбакоа, Пако уплетал за обе щеки, едва успевая отвечать или как-либо ещё реагировать на частые реплики доньи Сары, её расспросы об Америке и о здоровье матери. Она деликатно не касалась темы отца, уже много лет не выходившего на свободу из-за решётки. Между тем, от тётушки не укрылось несколько восхищённых взглядов, которые племянник словно бы невзначай бросил на Марию Хавьеру. Удивительно, ведь ещё утром он мнил себя страстно влюблённым в рыжую незнакомку из мотеля! Сама Марьяха очевидно тоже обратила внимание на то, что пользуется повышенным вниманием кузена. В какой-то момент она тихо выскользнула из-за стола и удалилась без объяснения причин. Как это часто водится у молоденьких девушек, едва вступивших в пору цветения, чем сильнее им нравится парень, тем больше они тщатся продемонстрировать показное равнодушие на первых порах, столкнувшись с ним невзначай. Очередной пылкий взор Пако озадаченно упёрся лишь в столовые приборы с недоеденным ужином перед опустевшим стулом, невольно вызвав понимающую усмешку тёти Сары. Дон Фелипе большей частью молчал в нафабренные усы, но после ужина пригласил Пако в свой кабинет для приватной беседы.