Джон Кутзее - Сцены из провинциальной жизни

Удовольствие, которое он испытывает, бросая яйцо (оно настолько меньше и легче крикетного мяча), наблюдая, как оно летит в воздухе, и слыша мягкий треск, когда оно разбивается, еще долго остается с ним. Но его портит чувство вины. Он не может забыть, что они играют с едой. По какому праву он использует яйца как игрушки? Что бы сказал посыльный из «Шохатс», если бы обнаружил, что они выбрасывают яйца, которые он вез, проделав весь путь из города на велосипеде? Ему кажется, что «мальчик» из «Шохатс» (который на самом деле не мальчик, а взрослый мужчина) еще не настолько вошел в образ щеголя с бабочкой, в кепке «Бобби Локк», чтобы остаться равнодушным к подобному поступку. У него такое чувство, что посыльный без колебаний выскажется весьма неодобрительно. «Как вы можете так делать, когда дети голодают?» — сказал бы он на своем плохом африкаанс, и ответить было бы нечего. Люди во всем мире могут бросать яйца (например, как ему известно, в Англии бросают яйца в людей на бирже) — но в этой стране есть судьи, которые будут судить согласно нормам справедливости. В этой стране нельзя небрежно обращаться с едой.

Джосая — четвертый туземец, которого он знает в жизни. Первый, которого он помнит только смутно, весь день ходил в голубой пижаме — это был мальчик, который подметал лестницу в доме, в котором они жили в Йоханнесбурге. Второй была Фиела в Плеттенберг-Бей, которая стирала им белье. Фиела была черная, беззубая и очень старая, она произносила длинные речи о прошлом на прекрасном певучем английском. Она из Сент-Хелена, где была рабыней. Третий туземец тоже был в Плеттенберг-Бей. Как-то раз был сильный шторм, и затонул один корабль, ветер, который дул дни и ночи, как раз начинал стихать. Он, мать и брат были на пляже, они исследовали груды вещей с корабля, прибившихся к берегу, и водоросли, когда подошел старик с седой бородой, в воротничке священника, с зонтиком в руке, и обратился к ним.

— Человек строит большие судна из железа, — сказал старик, — но море сильнее. Море сильнее всего, что может построить человек.

Когда они снова остались одни, мать сказала:

— Ты должен запомнить то, что он сказал. Это был мудрый старик.

Как ему помнится, это был единственный раз, когда она употребила слово «мудрый», и вообще единственный раз, когда произнесли вслух это слово, которое он встречал только в книгах. Но на него произвело впечатление не только старомодное слово. Туземцев можно уважать — вот что сказала мама. Когда слышишь такое, на душе становится легко.

В историях, которые оставили в нем самый глубокий след, именно третий брат, смиренный и осмеянный, помогает старушке нести ее тяжелый груз или вытаскивает колючку из лапы льва — после того, как первый и второй братья прошли мимо с презрением. Младший брат добрый, честный и отважный, тогда как старший и средний хвастливые, высокомерные, безжалостные. В конце этой истории третий брат становится коронованным принцем, а третий и второй покрыты позором, и их отправляют укладывать вещи.

Существуют белые, цветные и туземцы, туземцы — самые униженные и осмеянные. Параллель неизбежна: туземцы и есть третий брат.

В школе они снова и снова, год за годом, учат о Яне ван Рибеке, и Симоне ван дер Стеле, и лорде Чарльзе Сомерсете, и Пите Ретифе. После Пита Ретифа идут Кафрские войны [12] Войны южноафриканского народа с англо-бурскими колонизаторами в XVIII–XIX вв. , когда кафры хлынули через границы колонии и их нужно было прогнать, но Кафрских войн так много, они такие запутанные, и так трудно отличить одну от другой, что на экзамене их не спрашивают.

Хотя на экзаменах он дает правильные ответы на вопросы по истории, на самом деле он так и не знает, почему Ян ван Рибек и Симон ван дер Стел были такими хорошими, а лорд Чарльз Сомерсет — таким плохим. И ему не нравятся предводители Великого Трека — пожалуй, кроме Пита Ретифа, которого убили после того, как Дингаан обманом вынудил его оставить ружье за пределами крааля. Андрис Преториус, Геррит Мариц и прочие походят на учителей в средней школе или на африканеров на радио: сердитые, упрямые, вечно изрекающие угрозы и разглагольствующие о Боге.

В школе не проходят Англо-бурскую войну, по крайней мере в английских классах. Ходят слухи, что Англо-бурскую войну изучают в классах африканеров, под названием Tweede Vryheidsoorlog (Вторая война за освобождение), но эту тему не сдают на экзамене. Поскольку это щекотливый вопрос, Англо-бурской войны нет в школьной программе. Даже его родители ничего не говорят об Англо-бурской войне, о том, кто был прав и кто виноват. Однако мать постоянно повторяет одну историю об Англо-бурской войне, которую ей рассказала ее мать. Когда буры пришли к ним на ферму, говорит мама, они потребовали еды и денег и ожидали, что им будут прислуживать. А когда пришли британские солдаты, они спали на конюшне, ничего не украли и перед тем, как уйти, вежливо поблагодарили хозяев.

Британцы с их высокомерными, надменными генералами — злодеи Англо-бурской войны. А еще они глупые, потому что носили красную форму, которая делала их легкой мишенью для метких бурских стрелков. Предполагается, что в рассказах о войне ты будешь на стороне буров, сражавшихся за свою свободу против мощи Британской империи. Однако он не любит буров — не только за их длинные бороды и уродливую одежду, но и за то, что они прятались за скалами и стреляли из засады, — и любит британцев за то, что они шли на смерть под звуки волынки.

В Вустере англичане в меньшинстве, а в Реюнион-Парк их совсем мало. Кроме него и брата, которые только отчасти англичане, есть только два настоящих англичанина: Роб Харт и маленький жилистый мальчик по имени Боб Смит, отец которого работает на железной дороге, у него какая-то болезнь, от которой шелушится кожа (мать запрещает ему дотрагиваться до детей из семьи Смит).

Когда он случайно проговаривается, что мисс Остуизен сечет Роба Харта, его родители сразу понимают, в чем дело. Мисс Остуизен принадлежит к клану Остуизенов, которые националисты, отец Роба Харта, владелец скобяной лавки, был членом городского совета Объединенной партии до выборов 1948 года.

Родители качают головой, не одобряя мисс Остуизен. Они считают ее легковозбудимой, истеричной и не одобряют ее крашенные хной волосы. При Сматсе, говорит отец, приняли бы какие-то меры в отношении учителя, который вносит политику в школьную жизнь. Его отец тоже из Объединенной партии. Фактически отец потерял работу в Кейптауне (должность, названием которой гордилась мама, — ревизор арендных сделок), когда Малан победил Сматса в 1948 году. Это из-за Малана им пришлось покинуть дом в Роузбэнк, о котором он вспоминает с такой тоской, — дом с большим заросшим садом и обсерваторией с куполом, с двумя большими погребами, — а ему пришлось расстаться с начальной школой Роузбэнк и со своими друзьями и приехать сюда, в Вустер. В Кейптауне отец отправлялся утром на работу в щегольском двубортном костюме, с кожаным дипломатом в руках. Когда дети спрашивали, чем занимается его отец, он отвечал: «Он инспектор арендных сделок», — и они почтительно умолкали. В Вустере у должности отца нет названия.