Семен Злотников - Кир

– Я ценю в простых людях несложность! – любил подчеркнуть Макс Петрович.

– Всё, – повторял он, как мантру, – на самом-то деле просто, если только не усложнять!

От его мыслеформ вообще отдавало не единожды пережитым и многажды выстраданным.

Например, он всерьез полагал, что «все люди друг другу – враги!»

И при любом удобном случае повторял, что «и друг мой – он тоже мне враг!»

– Да и ты себе – враг! – прибавлял он с ухмылкой.

При всем моем уважении к Максу Петровичу я людей никогда не делил на друзей или врагов, и на добро и любовь всегда старался ответить любовью и добром…

– Фестиваль! мир! молодость! – между тем просвещал меня старый разведчик. – Секс! кока-кола! наркотики! рок-энд-ролл!

– «Песню дружбы запевает молодежь, молодежь, молодежь, эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь, не убьешь!» – пел и в такт тормошил меня генерал.

– Утро вечера, брат, мудренее! – наконец, на прощание пообещал шеф службы внешней разведки Комитета государственной безопасности СССР…

Как-то так получилось, что вся моя жизнь поделилась как бы на два периода: на первый, детско-юношеский, через край бьющий лишениями и страданиями, и на второй – внешне полный комфорта и благополучия.

Один – протяженностью в бесконечные шестнадцать лет и другой – увы, скоротечный…

Между первым периодом и вторым пролегают водоразделом исторический ХХ съезд Коммунистической партии Советского Союза, положивший конец моим крестным мукам, и разразившийся вскоре же VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве, вознесший меня на вершину блаженства.

Впрочем, подумалось мне, я бы мог еще сколько угодно делить свою жизнь или множить на фазы и периоды, анализировать и выискивать в ней случайности и закономерности – а только я прожил ее, удивительным образом, в точности следуя дьявольски изощренному сценарию матери моей.

Волосы на голове поднимаются дыбом, когда представляю пределы мстительности раненной в самое сердце женщины…

В тот памятный вечер Альцгеймер ушел, ничего не сказав, но наутро вернулся и сообщил…

О, сказали бы мне, когда я висел на кресте, что меня вдруг полюбит всем сердцем английская принцесса и для встречи со мной специально приедет в Москву – я бы воспринял все это как горячечный бред, неуместную насмешку, помноженную на садизм.

Я слышал уже: что я враг, что я друг, что герой, что я жалок, что мною гордятся и что меня ненавидят, и чтоб я сдавался, и чтобы подох, что меня ждут в аду, что мне место в раю – но никто никогда не говорил мне, что любит меня…

И также Альцгеймер поведал мне, что:

– в продолжение всех моих крестных лет обо мне что ни день трубили газеты «свободного мира»!

– и что я таким образом вдруг превратился в нового Мученика и Спасителя человечества!

– и что «там, в том мире» повсеместно растут как грибы, явные и тайные сообщества людей, поклоняющихся святому Киру – то есть мне!

– и что именем Кира ( то есть моим !) в самом сердце Нью-Йорка названа площадь!

– да и сам я, по версии авторитетного журнала « TIME», единодушно был признан человеком года!

– и даже ( вообще !) стал самым юным лауреатом Нобелевской премии мира за всю историю существования Нобелевской премии мира!..

В то далекое и душноватое июльское утро 1957-го я вроде внимательно слушал моего наставника – но мало чего понимал.

«Святой мученик», «спаситель человечества», «площадь в Нью-Йорке», «по версии « TIME», «самый юный лауреат» – звучало красиво, но мало что значило для меня.

То есть слова существовали сами по себе – как и я сам, продолжая пребывать вне всякой связи с ними…

Итак, помолчав, продолжал Макс Петрович, некая тринадцатилетняя девочка по имени Маргарет Роуз Виндзор однажды прочла в газете «The Guardian» о некоем мальчике, тоже тринадцати лет, позорно распятом в Москве на кресте.

Буквально шокированное античной жестокостью сталинского режима юное существо стало жадно ловить любую информацию о далеком и несчастном ровеснике.

От потолка до пола стены ее спальни были оклеены фотографиями нового юного мессии ( как она меня именовала ) и во всех своих интервью она с таким проникновением повествовала о его ( моих !) невыносимых страданиях, словно это она ( а не я !) на протяжении трех лет подвергалась крестным мукам.

– Между тем, пока ты себе кайфовал на кресте, – незло пошутил Макс Петрович, – девочка превратилась в очаровательную семнадцатилетнюю леди и… – тут Альцгеймер помедлил, – приехала к нам в Москву в составе английской делегации молодежи якобы для участия в фестивале, на самом же деле – для встречи с тобой!

И опять я не знал, что мне думать и как реагировать – настолько все это казалось невероятным.

Наконец, пожалев меня, старый разведчик достал фотографию юной девы ( той самой, являвшейся мне по ночам !) и великодушно пояснил, что она-то и есть та самая Маргарет Роуз Виндзор, любимица Англии, младшая дочь безвременно усопшего короля Георга VI, родная сестра ныне правящей королевы Елизаветы II…

Не будучи профессиональным писателем, я и не ставил себе целью при описании собственной жизни что-то домыслить для пущей убедительности, укрупнить или высветить; я лишь хотел бы по мере сил последовательно и правдиво изложить некоторые судьбоносные факты моей биографии.

Возможно, с одной стороны, вся эта влюбленность юной принцессы в далекого незнакомого мальчика ( пускай и распятого !) имела вид дури и безумия, однако с другой – и с чем приходилось считаться! – то были дурь и безумие существа венценосного, избранного Судьбой и Богом.

Два последних слова – Богом и Судьбой – старый разведчик, как мне показалось, произнес не без внутреннего трепета…

Насколько я понял со слов Альцгеймера, нашей с Маргарет встрече в Москве предшествовали трудные многомесячные межправительственные переговоры.

У меня голова пошла кругом от одного перечисления тайных и явных дипломатических встреч, их тем и проблем по обеспечению безопасности королевской особы на воде, в воздухе и на суше, а также по немедленному удовлетворению всех ее желаний, включая встречу со мной.

Что касается меня, то английских господ особенно занимал вопрос моего психического самочувствия после стольких лет на кресте.

Как раз в этом плане, насколько я понял, Альцгеймер решительно поручился за меня…

Наконец, ровно в полдень меня повезли на задание – в черной машине с черными, задернутыми наглухо шторками и черной повязкой на глазах.

Наша первая встреча с принцессой, по договоренности сторон, должна была состояться в новом открытом бассейне «Москва», чудом, как мне казалось, возникшем на месте снесенного храма Христа Спасителя.