Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

За ужином Андрей рассказал в который раз анекдот про дирижера Тосканини. Наташа смеялась громче всех, как уже знающий человек, но глазки у нее были печальные. Скучно тут ей.

Пока Андрей натирал смычок и подтягивал колки, она достала-таки ту самую записную книжечку с афоризмами и начала было читать шепотом старухе умные изречения. Андрей увидел — глазам не поверил, с бешенством, какого сам не ожидал от себя, вырвал ненавистный предмет из рук Наташи и с криком:

— Может, хватит?! Хватит, черт побери?! — швырнул в печь, в пламя, которое тут же поглотило золотые буковки и гладкую финскую бумагу со старательными буковками, выведенными рукой покойника.

Наташа застыла, сжав кулачки. Чтобы как-то замять непонятную ей ссору, Варвара Ивановна заговорила: — У меня странное имя, ага? Варвара. У тебя хорошее, Наташа… и у него хорошее — Андрей… А у меня — Варвара. Таких нынче нету. Это значит, я — варвар, не признаю никакого вашего прогресса, этой вашей воровской демократии. На кухне у меня стены чем обклеены? Видела? Грамотами. И кроме тараканов за ими ничего не дышит! В туалет во двор ходили? Там тоже грамоты. Одна аж из Москвы. Вы говорите, коммунисты нас обманывали? Согласна. А потом они же обманули еще раз. — Обняла Наташу большой, вялой рукой. — А ты играй!

Андрей начал с вокализа Рахманинова — и странно, только что смеявшаяся тетка сразу заплакала, как недавно плакал Акимушкин в своем «Серебряном ключе». Заиграл повеселее — Сарасате, а она — пуще… И чем дальше Андрей играл, тем горше старуха плакала, голоском детским, визгливым… Отпустив из объятий Наташу, все поправляла, приглаживала на себе воротничок платья. По дряблым щекам, по белым усикам текли слезы.

— Ну, ну… — сказал Андрей. — Извините, если что-то не то… Вам надо отдохнуть, Варвара Ивановна.

Та молча закивала и ушла к себе. Легла, глядя в догорающую печку. И снова ее лицо казалось розовым, здоровым… Это огонь.

— Прости, — буркнул Андрей Наташе.

Наташа ничего не ответила.

Что же им тут дальше делать? На что жить? В ДК концерт был, конечно, бесплатный. Правда, у тетки — полный погреб картошки, моркови, свеклы, в трехлитровых банках грузди, огурцы, капуста. Но надо же что-то и молодым в дом нести?

Ночью, после телесного примирения, они шептались.

— Давай все-таки я пропишусь и деньги свои получу?..

— Они же не твои…

— Они дареные, Андрей.

— На них, сама понимаешь…

— Почему? Они ж из банка. Там их сто раз поменяли… Получу, накупим всего разного… Если хочешь, сюда на такси ввернемся.

Андрей не знал, что ответить на эти ее наивные рассуждения. «Балда моя синеглазая. Получишь деньги — разве тебя „братва“ отпустит? За волосы к дверям квартиры привяжут… Да и сама в деревню не захочешь: тут мороженого нету… тоскливо… А меня просто убьют в каком-нибудь темном месте. Если же не ехать в город, здесь поискать себе занятие? Ты что-нибудь умеешь делать? Я могу в школу пойти… даже если нет места, музыканта с консерваторским образованием учителем музыки возьмут, хоть на полставки…»

Утром спросил у хозяйки:

— Тетя Варя, как ваши учителя живут?..

Старуха утерла всей ладонью лицо (когда-то она делала это весело):

— Хорошо живут! Ты у Агнессы не спросил? То гречкой им зарплату дадут, то консервами… жить можно. Да и ничего не дай — Агнесса, она ж божий одуванчик… Стихи почитает — и сыта. Таких больше не будет в России… таких, как я и она… А вы оставайтесь, оставайтесь на зиму… не пропадем. Наташка, вижу, куксится… — Снова обняв молодую женщину, заверещала, как над малым дитем. — Холосенькая какая…

«Хорошенькая… Уйдет она от меня. Хоть бы ребенка родили… Напоминал бы мне о ней…»

Ночью они долго молчали. Потом он спросил грубовато:

— Ты за меня замуж-то хочешь?

— Да, — был ответ. Но он видел — лежит, надувшись, как обиженный котенок, и левой ступней все задумчиво качает.

— Но как же нам пожениться? Если ты теперь с этой фамилией… Надо справку, что его нет?.. Не разводиться же?.. — Наташа безмолвствовала. — Может быть, в местный ЗАГС пойдем?

«Конечно, думает о том, что сменив фамилию, лишится наследственных прав… Привыкла все-таки к хорошей одежде, к хорошему питанию. Все ясно.»

Не сговариваясь, утром собрались и, угрюмо простившись с тетей Варварой, пошли к остановке автобуса. Андрей предчувствовал, что теряет Наташу, но словно и сам лез в огонь. Пусть. Надоела неопределенность. Хочет — пусть уходит.

К обеду они были в городе. Квартира не сгорела, дверь не ломали, никаких записок. Колотюк, видимо, нашел для ансамбля нового скрипача… Аня, может быть, со слов того же Колотюка проведала про «коханую» Андрея… И у Нины наверняка появился мужчина, который, не зная ее прежнюю, вполне оценил теперешние ее прелести…

Наташа, не разговаривая с Андреем, накрасилась и ушла. Он остался один, стоя у тюлевой грязной занавески, постыдно желая ей победы.

Может быть, и вернется — толстые любят искусство. Скрипка, она ведь тоже знак красивой жизни?..

Женщина вернулась через два дня, рано утром. В новом белом плаще, намазанная, как мазалась год назад, пахнущая двумя или даже тремя сортами духов, головка гордо вскинута, лишь синие глазки смотрят вниз и в сторону… В руке сумочка. Андрей молча ждал.

Как-то нелепо тыча коленками в воздух, Наташа приблизилась, жалобно вздохнула.

— Ты меня не обнимешь?

Андрей обнял маленькую женщину

— Пришлось остаться… иначе никак. Но я… я только через резинку разрешила…

«Она, в самом деле, дурочка?.. Убить ее сейчас?.. Выбросить в окно через стекло? Или просто она относится ко всему этому спокойно? Другое поколение?..»

— Теперь мы можем уехать хоть за границу… — лепетала красавица, уткнувшись ему в грудь и крутя мордочкой.

«Боже!.. Какой стыд!.. И кто я в таком случае?!»

Но что верно, то верно — теперь можно было и уехать.

Они рассудили так: племянник с друзьями не выпустит ее из города. Коли прописалась, получила деньги, значит, своя.

Она, конечно, с согласия Саши пошла к Сабанову, якобы откупиться, приготовив для него две тысячи рублей. Сейчас, наверное, у дома кто-то дежурит… Пусть стоят. Андрей и Наташа что-нибудь придумают.

Задернув тюлевые шторы и сев спиной к окнам, достали свои и чужие паспорта. Сабанов Андрей Михайлович… Мамина Наталья Игнатьевна… Шахтер Лыков Алексей Иванович с сумрачным лицом. Двадцатилетняя Шагурина Елена Михайловна.

Лететь в Москву надо, конечно, по чужим паспортам. Андрей запер Наташу и, пошатываясь, как пьяный, вышел на улицу. Погрозил вдаль кулаком, довольно громко крикнул:

— С-сука!.. — Изобразил дело, как бы Наташи у него уже нет. Они следят за ним из какой-нибудь машины или из окон дома напротив.