Роман Солнцев - Полураспад. Очи синие, деньги медные. Минус Лавриков. Поперека. Красный гроб, или уроки красноречия в русской провинции. Год провокаций

Весь этот день Миня просидел, поджав ноги в сухих шерстяных носках, в богатой комнате возле камина и, глядя наивными круглыми глазами на мурлычущего от удовольствия Мусу, излагал сказки, тут же, мигом придуманные. Поначалу — он видел — его фантазии хозяину нравились, но к вечеру, увлекшись, Миня рассказал сказочку (все — таки бывший советский человек!), в которой побеждает справедливость.

— Жил злой султан и была у него добрая дочь, и полюбила она трубочиста… — Сказка заканчивалась тем, что по тайному совету красавицы трубочист, не чистя лица и рук своих, среди ночи невидимый, прошел во дворец и унес ее, запахнув в черные свои одежды. Взбешенный султан пообещал его повесить на самой высокой горе, а дочь свою бросить в колодец… Но все горы вдруг осели и рассыпались, а колодцы высохли… И народ пришел к султану с просьбой, чтобы он простил дочь и ее жениха… Но султан не захотел этого сделать, и неожиданно превратился в камень…

Миню жгла температура, он увлеченно, полушепотом рассказывал, а сам почти сознание уже терял. Но не мог не заметить: последняя сказка очень не понравилась хозяину. Скривясь, как от зубной боли, Муса поднялся и пробормотал:

— Неправилная сказка. — Глянул на часы и зевнул. — Иди гуляй. Я тиба денги дал.

И Миня Лавриков вновь оказался на околице маленького серого села. Хлестал ветродуй с дождем, деревья мотали вершинами, роняя свои желтые уши, где — то визгливо лаяла собака. Куда пойти? Он растерянно брел мимо калиток, заборов и засветившихся к ночи окон.

И наверное, судьба, новая его судьба, распорядилась: увидев мужичка на холодном ветру, к нему выскочила и затащила в избу все та же бабка, что на днях направила его к Мусе. Она посадила Миню возле жаркой печки, дала ему выпить водки, настоянной на полыни, и долго что — то объясняла. И не сразу Миня понял — ему поручено варить самогон. Дело нехитрое — зерна у нее три мешка в чулане (внучек завез попутно, сказала черноротая бабка Вера), сахару два мешка под центнер, вода тут хорошая, мягкая…

Валя с Леной прибежали из школы, а входная дверь взломана, на полу валяются книги, подушки взрезаны, постели перевернуты, обшивка некоторых стульев вскрыта… — здесь побывали грабители. Магнитофон исчез. На простенке красной губной помадой начертано: ПОДЕЛИТЕСЬ, МИЛЛИЁНЕРЫ!

В ужасе глядя на весь этот разор, стояла Валя с бесполезным теперь ключом в руке.

— Ни фига себе!.. — пробормотала Лена. — Я ж говорила — сбежим с третьего урока, а ты — с четвертого… А так, глядишь, грабителей бы застукали!

— Надо куда — то звонить?

— Матери звони. И этой, из прокуратуры… В тюрьму сажать умеют, а защищать Христос будет?!

Валя сняла трубку с аппарата, но телефон не работал. Провод перерезали?! Точно…

— Щас, соединим… — деловито сказала Лена и, вынув из портфеля нож с выкидывающимся лезвием, очистила концы проводов, соединила. — Ой!.. Дернуло!.. С тебя банка пива.

Валя лихорадочно набирала номер.

— Алло?.. Можно Лаврикову Татьяну Сергеевну? Домой поехала?.. Квартиру ограбили?.. — Положила трубку. — Уже все знают.

— Значит, кто — то видел, позвонил. Может, сами, которые вынесли, пользуясь случаем. А в книгах — то все — таки рылись!..

Рывком открылась дверь — вошли Лаврикова и Каргаполов.

— Видишь, что творят! — зычно сказал Каргаполов, снимая шляпу и оглядывая разор. — Чего я и боялся.

Мать Вали, не раздеваясь, прошла в спальню. Валя кивнула Лене на мужчину, мол, как он тебе?.. Та сморщилась, как летучая мышь. Мать вернулась.

— Ужас. Ищут миллионы. Миня рассказывал: на Западе кто — то из богатых оставил завещание — все мои деньги Христу. И к его юристу пришел то ли идиот, то ли жулик — с доверенностью от Христа. — Приложила мизинцы к вискам, тихо сказала Вале. — Сбегай в домоуправление, там дядька такой, с бакенбардами… помнишь, налаживал, когда ты захлопнула? Может, починит замок?

Каргаполов нахмурился.

— Да я сделаю, Танечка! Сам все сделаю.

— Зачем утруждаться? Есть специалисты, Вячеслав Михайлович.

— Придет, напьется, натопчет…

— Больше того, что натоптано… Кстати, знакомьтесь, моя дочь Валентина. Ее одноклассница Лена. Каргаполов Вячеслав Михайлович.

— У меня имя, — засмеялся Каргаполов, — как у Молотова.

— У Момонова? У музыканта? — спросила Лена.

Лаврикова нетерпеливо погнала девочек:

— Ну, давайте, давайте… в домоуправление и назад…

И в эту минуту в разоренную квартиру вошла Маланина в расстегнутом шуршащем плаще, в строгом, почти мужском костюме с глажеными брюками, при галстуке.

— Здравствуйте.

Лаврикова недоуменно уставилась на нее.

— Это следователь… Маланина… — объяснила Валя.

А Маланина уставилась на Каргаполова. Тот хмыкнул, вскидывая брови:

— Нина Павловна в следователи пошла?

— А вы, Вячеслав Михайлович, тоже нынче по криминальной линии?

— Меня пригласили… в связи с неприятностями… как старого друга семьи…

— Старый друг, но вечно молодой комсомолец… вместо сердца пламенный мотор?

— Это лучше, чем спать на ходу! — уже раздражаясь, отвечал Каргаполов. — А как вы, еще не поймали грабителей, не заковали в цепи?

Маланина повернулась к Лавриковой.

— Я собственно к вам. Я не стала выписывать повестку… вы человек в городе известный… — Она оглядела комнату. — Да еще, действительно, в такой день… нам тоже сообщили, что произошло вторжение… хотелось бы тет — а — тет… Я надеюсь, согласитесь ответить буквально на два вопроса.

— Минуту, — Лаврикова окончательно осердилась на девочек. — Ну, что, что? Я вам сказала?

Каргаполов щелкнул пальцами, остановил школьниц:

— Держи! — Достал денег, подал Вале. — Дуй в магазин, купишь новый, такого же размера. И клей «Момент». Поставлю так, что даже не видно будет, что ломились…

— Это вы умеете — залакировать… — отозвалась Маланина. — Но лучше, если вы вместе с ними погуляете пока.

— Это вы мне предлагаете?! — уставился на нее ледяными глазами Каргаполов.

— Да, Вячеслав Михайлович. Тем более, что с вами у меня предстоит отдельный разговор. И лучше, если не здесь.

— Таня, это черт знает что!.. Вчерашние двоечницы… Идемте, девочки!

Он вышел, громко хлопнув дверью. За ним выкатились и школьницы, оглядываясь, изнывая от любопытства.

— Позвольте сесть. Профессия такая, что к ночи ноги как деревянные.

— Да, да, конечно… извините, у меня сплошные неприятности.

Гостья и Татьяна Сергеевна сели друг против друга за стол.

— Это неофициальный разговор. Я к тому, что, может быть, вы найдете мужества мне рассказать все, как есть, и мы спустим вопрос на тормозах во всем том, что относится лично к вам.

— Ничего не понимаю! — Татьяна Сергеевна привычно зажала ладонями виски. — Скажите проще. Вы кого — то в чем — то обвиняете? Мне дочь рассказала — вы уже приходили, расспрашивали. Есть какие — то новости? Говорите же!