Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Глафира Игнатьевна рассказала Насте, что года три тому назад в соседский сарай угодила молния. Ну и заполыхало. А дело было ночью, пока хозяева проснулись, пока соседи спохватились, уж и дом занялся. Потушить – потушили, да от дома мало что осталось. Хорошо хоть Еремей с Пелагеей выскочить успели. Погоревали они, погоревали, и подались в город, в Вятку. А где их там сыскать, про то соседи не знают, слыхали только, что на заводе каком-то работают. Ну, значит, не под открытым небом живут.

Про Настиных родных соседка слыхала, что Мария, старшая дочь мачехи, вскорости после отъезда Георгия с Настей вышла замуж за приезжего и уехала с ним. Сказывают, куда-то на Урал, в большой город, а название Глафира запамятовала. А потом и Павел Яковлевич с Татьяной вдруг спешно продали дом, хозяйство. Лавку, которую они с сыновьями держали в Суне, отобрали, ладно, хоть самих не выслали. Не успели. Павел Яковлевич с семьёй уехал из деревни, сказывали, к Марии подались.

– А братья? Паня, Серёжа. Тоже уехали? —спросила Настя.

– Паня с семьёй в Вятку, на завод подался. Вот только на какой, не знаю. А Серёжка где-то здесь, в Сунах, видимся изредка. А адреса не скажу, потому как не знаю.

– Так вот почему на письма мои никто не отвечал… не доходили они, значит… Утречком пойду в Суны искать брата. Человек, я чай, не иголка, найду, – решила Настя.

После всех переживаний этого длинного дня, после теплой баньки и полной миски каши, Настя уснула, как убитая, на широком сундуке, под пахнувшем овчиной новым тулупом. Утром бывшие соседи заложили сани и повезли Настю в райцентр, заодно решив справить свои дела. Последний раз проехала Настя по улице родимой деревни, с холма оглянулась. Больше никогда не суждено было ей вернуться в эти места. А позже, при строительстве плотины, и Пустынники, и Халевинцы ушли под воду, навсегда сгинув с лица земли.

Настя не спеша взошла по широким ступеням на крыльцо Сунского сельсовета. Сколько раз бегала она по ним в детстве, когда здесь была церковно-приходская школа! Вспомнила, как поднималась по этим ступеням расписываться с Егором, а слёзы застили глаза, и как птицей взлетела по ним рука об руку с Гешей. Многое вокруг изменилось за прошедшие годы. Ступени и само крыльцо отремонтировали, выкрасили суриком, на новой двери красовалась начищенная до блеска медная ручка. Вместо широкого двора, где когда-то играли на переменках вместе она, Геша, Егор, Акулина и все, с кем прошло её детство, теперь была площадь, стояли машины, запряженные в сани лошади.

Толкнув дверь, Настя вошла в полутемный коридор, огляделась. Внутри тоже всё изменилось, обновилось, вдоль стены стояли крашеные скамьи для посетителей. Из приоткрытой двери справа доносился быстрый стук пишущей машинки. За дверью слева хриплый мужской голос кричал: «Алё… алё, нет у меня запчастей…, я говорю, запчастей нет! Алё…, чего? А пёс знает, когда будут!»

Настя шагнула к приоткрытой двери, но не успела её толкнуть, как та распахнулась, и на пороге возник мужчина в расстёгнутой серой борчатке и светлых пимах с блестящими чёрными галошами. Настя сразу узнала Егора, бывшего своего мужа. Лёгок на помине! Прошедшие годы сильно изменили его, он посолиднел, обзавёлся заметным брюшком, светлые волосы поредели, взгляд стал уверенным, каким-то хозяйским.

Егор тоже сразу узнал Настю, хотя и она, надо думать, сильно изменилась.

– Настёна, это ты? Да откуда ж ты взялась?!

– Я это, Егор. Здравствуй.

– Ну, здравствуй, Настёна, здравствуй.

– Приехала родню повидать, да никого не застала.

– Да, да, они давно уж уехали из наших мест.

– Говорят, Сережка здесь, в Сунах теперь живёт, надеюсь адрес узнать. Может, ты знаешь?

– Сергея вижу, бывает. Но где живёт, не спрашивал. Найдём, не сомневайся, помогу. А где же ты остановилась, ведь у тебя тут никого больше нет?

– Нигде…, да я повидаться только, на денёк. Потом обратно, к детям.

– Тогда едем к нам. Вот Акулина-то обрадуется! И не спорь, не спорь, неужто подружку свою закадычную увидеть не хочешь? А пока вы разговоры разговариваете, я адрес Сережки узнаю и тебе на блюдечке принесу.

И не слушая возражений Насти, Егор надел каракулевую папаху на голову и вышел на крыльцо. Насте ничего не оставалось, как пойти за ним, кто ещё будет ей здесь помогать?

Через полчаса сани остановились перед крыльцом знакомого дома. Вместо глиняного пристроя, в котором Настя жила с Егором, красовались новые бревенчатые стены с окошками в резных наличниках. Теперь дом, и в прежние времена считавшийся добротным, смотрелся куда как больше! Только вошли в сени, распахнулась дверь горницы, на пороге возникла Акулина, вытирая перепачканные мукой руки о фартук.

– Егорушка, что-то ты рано приехал, я ещё с обедом не управилась. А это кто с тобой?

– Да ты гостью-то в дом впусти, там увидишь.

Настя скинула шаль, пригладила волосы.

– Ну, здравствуй, подружка. Аль не признала?

Акулина, охнув, опустилась на табурет.

– Неужто Настя? Жива-здорова? Откуда ты взялась?

И тут же радость в глазах сменилась беспокойством, Акулина бросила быстрый взгляд на мужа, на гостью, снова на мужа. Настя заметила перемену, улыбнулась.

– Я это, подружка, я. Приехала на пару дней родню повидать, да никого не застала. Зашла в сельсовет, узнать адрес брата, там с Егором и столкнулись. Вот, уговорил к вам в гости заглянуть, с тобой увидеться. Я не надолго.

– В общем, вы тут, бабоньки, побалабольте, разговоров до вечера вам хватит, а мне пора, дел по горло.

Егор вышел в сени, Акулина кинулась проводить мужа. Настя огляделась.

При встрече со знакомыми, которых мы давным-давно не видели, в глаза сначала бросаются перемены в их облике, потом узнаем знакомые черты, и вот уж словно и не расставались надолго. Так и сейчас, сначала Настя увидела новые тюлевые занавески на окнах, этажерку в простенке с радиоприемником, заботливо прикрытым от пыли вышитой салфеткой, стулья с гнутыми спинками вместо скамьи, яркую клеенку на столе. А стол-то тот же самый, добротный, с фигурными ножками. И резной буфет тот же. Те же ходики на стене, знакомый половичок под ногами, трещина вдоль бревна над окном. На миг она словно окунулась в давно прошедшие дни.

Акулина вернулась в горницу, захлопотала возле стола.

– Вот, пироги затеяла, как чуяла, что гостья будет. Щас я быстренько управлюсь, а там и поговорим за чайком, расскажешь, как вы с Георгием живёте.

– А давай я тебе подсоблю, вдвоём веселее получится. Непривышная я сидеть, смотреть, как другие работают, – вызвалась Настя.

Между делом они приглядывались друг к дружке, отмечая происшедшие перемены. Акулина сильно раздалась вширь, лицо тоже округлилось и как-то оплыло, появились заметные морщинки. Однако движения остались такими же быстрыми, а взгляд таким же приветливым с затаённой хитринкой, как в молодые годы. Сколько помнила её Настя, подруга никогда не унывала, не опускала рук, как бы тяжело ей не приходилось.