Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Двумя днями раньше в Кизнерский детский дом приехали сразу несколько проверяющих. Одни рылись в бухгалтерских книгах, другие считали банки и пакеты в кладовой, третьи ходили по спальням и разговаривали с детьми, время от времени записывая что-то в свои блокноты. Даже малыши понимали, видели по бледным, испуганным лицам взрослых, что надвигается беда. Раньше, бывало, придёт очередной проверяющий, пошуршит в бухгалтерии бумажками, и всё. А этих на машине привезли. Во все углы заглядывают, детей по одному приглашают в столовую и странные вопросы задают.

Лизу Халевину спросили, часто ли её наказывают. Она честно ответила: «Да».

– А за что? – вкрадчиво спросила полная тётка с закрученными на макушке в узел волосами.

– За майки.

– За какие майки?

– Ну, нам мальчишечьи майки дают, а я не мальчишка, я девочка! Я их обрезаю, и делаю из них девчоночьи рубашечки. А меня за это в угол ставят! – обиженно жаловалась Лиза.

Она, действительно, у всех маек, которые ей выдавала кастелянша после бани, обрезала верхнюю часть, выкраивала из неё бретельки и, как умела, пришивала их к нижней части. Кастелянша ругалась за испорченное бельё, выговаривала и воспитательнице, и Насте. Лизу наказывали, объясняли, что бельё казённое, всё без толку! Лиза, спрятавшись под кроватью, упорно перешивала майки.

Строгая тётка что-то записала в свой блокнот, и отпустила девочку.

– Ты зачем ябедничаешь? – зашипела на сестрёнку Нина. – Из-за тебя воспитателей накажут! Будет тебе потом «на орехи»!

– А пусть меня не ставят в угол! – упрямо набычилась та.

– А ты перестань резать майки!

– А вот и буду! Не хочу носить мальчишечье бельё.

Проверка закончилась поздним вечером. К детскому дому подогнали три грузовика и автобус. Из автобуса вышли несколько человек в милицейской форме. Вывели белого, под стать снегу, Сергея Степановича, бухгалтера – старичка в съехавших набок очках, растерянных Петровну и кастеляншу и усадили их в автобус. Притихшие, испуганные дети смотрели из окон спален, как увозят тех, кто заменял им семью. Затем воспитатели собрали все матрасы, одеяла, расстелили это всё в кузовах грузовиков. Детям велели одеваться потеплее и выходить на улицу, объяснив, что этот детский дом закрывается, а жить они будут в другом.

– Давайте возьмёмся за руки, и ни за что друг друга не отпустим, – велела младшим Нина, – а то увезут нас в разные детские дома, как нас мама будет искать?

– А она нас найдёт? – испуганно зашептал Веночка, и голосок его дрожал от волнения.

– Обязательно найдет, даже не сомневайся! Главное, сейчас, когда по машинам будут рассаживать, не потеряйся.

Детей выстроили во дворе и, проверяя по списку, по одному подсаживали в машины, велев укладываться на матрасы и укрываться одеялами. Дошли до сестёр Халевиных, тут выяснилось, что Вениамина нет в списках воспитанников детского дома. Его попытались оторвать от сестёр, но дети подняли такой дружный рёв, намертво вцепившись друг в друга побелевшими от напряжения пальцами, что один из милиционеров махнул рукой:

– Да пусть вместе едут, там, на месте разберутся. А здесь куда его? Не бросать же одного во дворе!

И детей так втроем и подняли в открытый кузов грузовика. После недолгой суеты зафырчали моторы, и грузовики с лежащими под одеялами детьми, по одному выехав со двора детского дома, поехали в ночь.

Лиза скоро уснула, с головой завернувшись в одеяло. Уснул и Веночка, свернувшись калачиком между сестёр. Нине не спалось. Бескрайняя чёрная бездна, сияющая миллиардами необыкновенно ярких звёзд, накрыла её и, казалось, весь мир. Полная луна в сияющем венце словно придвинулась к земле, с холодным равнодушием наблюдая за происходящим. Звёзды манили, подмигивали Нине, она слышала их тихий шёпот. Машина мчалась по ровному, накатанному зимнику, а ей чудилось, что она летит в бездонное пространство меж звёзд всё дальше и дальше от привычного мирка. Холод забирался под одеяло, окутывая тело и душу. «Как же мама разыщет нас?» – думала она сквозь дрёму.

Глубокой ночью грузовики въехали во двор большого каменного дома. Две воспитательницы, приехавшие с детьми из Кизнера, завели их в просторный, тёплый, ярко освещенный коридор, построили в шеренгу вдоль стены. Женщина лет сорока, энергичная, кудрявая блондинка с пачкой детских документов в руках начала перекличку. Детей, чьи имена назвали, группами по 7—8 человек уводили в спальни. Заминка возникла, когда дело дошло до Халевиных, заведующая никак не могла найти в списках этого мальчика, а он, вцепившись в руки сестёр, ни за что не соглашался их отпустить. К Веночке подошел молодой воспитатель, сам ещё юноша, бывший воспитанник этого детского дома. Он присел перед малышом, что-то тихонько ему объясняя. Умные глаза на некрасивом, словно вытянутом лице, светились добротой. И малыш затих, доверчиво положил маленькую ладошку в руку взрослого, дал себя увести в спальню мальчиков.

Нину с Лизой в числе других девочек тоже отвели в спальню. Восемь растрёпанных головок поднялось над подушками.

– Девочки, вот вам новые подружки. Завтра для них привезут и установят кровати, а пока им придется переночевать с вами. Разбирайте.

К Нине подошла черноглазая девочка с двумя косичками:

– Тебя как зовут?

– Нина Халевина.

– А меня Васса Преснякова. Пойдём ко мне.

На девочке была ночная рубашка в голубой цветочек, отделанная по подолу и вокруг горловины узкими полосками кружев. Такие же рубашки разных расцветок были и на других девочках. Нина никогда не видывала такой красоты. Даже в те счастливые времена, когда они жили в Аргаяше, дети спали в простых холщовых рубашечках.

– Какая красивая! – восхищенно вздохнула Нина, – а мне тоже дадут такую?

– Наверное. У нас у всех такие. Залезай скорей под одеяло, сейчас свет погасят. Девочки еще немного пошептались в темноте, и затихли. Васса заснула, уткнувшись носом в уголок подушки, а Нине не спалось, она жалась на краешке кровати, стараясь не стеснять её хозяйку, думала о рубашечке с кружевами, о новой подружке, о том, какая жизнь у них будет в этом большом чужом доме. Луна по-прежнему равнодушно смотрела на детей сквозь окно поверх узких белых, как в больнице, занавесок.

Пасмурным утром детей разбудил звонок. Васса показала сестрам, где висят умывальники. Одевшись, девочки построились парами и вышли во двор. Детский дом, в котором оказались дети, представлял собой целое хозяйство: два спальных корпуса, отдельно для девочек и мальчиков, столовую с кухней, баню с прачечной, мастерские, какие-то хозяйственные постройки. Около сарая мальчишки постарше пилили дрова. Другие, помладше, носили охапки полешек в кухню и прачечную.