Елена Чумакова - Гроздь рябиновых ягод

Толстый шмель с солидным гудением влетел в открытое окно кабинета, сделав круг, столкнулся с плафоном и тяжело шлёпнулся на стол Нины – прямо на стопку комсомольских билетов, – сконфуженно отряхнувшись, вылетел в окно и взмыл в выцветшее от июльского солнца небо. Нина проводила его завистливым взглядом: хорошо шмелю, никаких обязанностей, лети куда хочешь, хоть на речку, хоть в дубраву. Вздохнув, вернулась к работе.

Накануне секретарь райкома Николаев принёс целый пакет новеньких комсомольских билетов, и в воскресенье с утра девушки засели за их оформление. У каждой на столе высилась стопка сданных партизанами истрёпанных документов, затёртых, подпорченных сыростью, порой простреленных, порой залитых кровью. Некоторые просто приносили справки, выписанные командиром партизанского отряда, о том, что они приняты в ряды ВЛКСМ решением комсомольского актива. Всё это следовало проверить и оформить, как положено.

Дверь распахнулась, на пороге возник Николаев:

– Девчонки, вы чего сидите?! Там парад уже начинается! Подъем и бегом марш!

– Какой парад?

– Где?

– Партизанский парад. Дуйте по Красноармейской на берег Свислочи.

Уговаривать девушек не пришлось, собрались в момент.

Несмотря на утро, на улице было уже жарко, солнце припекало как следует – макушка лета, 16 июля. У Нины закружилась голова, чтобы не упасть, она присела на каменную тумбу.

– Что с тобой? Ты бледная, как стенка! – встревожилась Наталья.

– Да ничего удивительного, за ней ночью опять приезжали из госпиталя, второй раз за неделю кровь сдала, – всплеснула руками Валентина.

– Так там же раненные, крови катастрофически не хватает, а у меня первая группа, – оправдывалась Нина.

– Да тебе уж самой переливание крови требуется!

– А ты куда смотришь? – накинулась Наталья на Валентину, – Не отпускай её чаще, чем раз в две недели.

– Да её разве удержишь, упрямую такую, – оправдывалась та, – сейчас водички раздобуду.

Валентина раздобыла не только воду, но и кусок хлеба. Тем временем из-за угла показалась колонна военнопленных. Конвой вёл запылённых, оборванных, обросших щетиной немецких солдат в сторону вокзала. Один из пленных, увидев в руках девушки хлеб, что-то быстро заговорил по-немецки, срывая с руки часы, показал знаками, что голоден. Глаза Натальи сузились, она сложила пальцы единственной руки в хорошую фигу и ткнула ею в сторону немца:

– Вот тебе, фашист проклятый! Нашей земли захотели? Вот и жрите её теперь.

На яркой зелени луга в излучине Свислочи собралась уйма народу. Военный оркестр играл марши. Партизаны, вооружённые кто чем: кто советскими автоматами, кто трофейными, а кто и самодельными ружьями, разномастно одетые, но весёлые и счастливые, стройными рядами шли с развёрнутыми знамёнами своих отрядов мимо группы военачальников, командиров партизанских соединений, мимо толпы зрителей. Незнакомые люди обнимались, поздравляли друг друга, всех объединила общая радость, первый за долгие тяжёлые годы, долгожданный праздник. Девушки, принаряженные, в светлых платьях, с полевыми цветами в руках радовали глаз, словно не было войны.

Высокий парень с винтовкой на плече окликнул Наталью, помахал ей рукой из колонны марширующих партизан, и она вдруг зарделась, помахала ему в ответ. В этот момент она была совсем не похожа на ту девушку, что час назад показала кукиш фашисту.

– Это кто? – спросила любопытная Валентина.

– Да так… знакомый…, воевали вместе, – ещё больше смутилась девушка.

– У-у-у, понятно, что за знакомый, – хитро прищурилась подруга.

Обратно в райком Нина возвращалась вдвоём с Валентиной, Наталья потерялась где-то в толпе.

Фронт откатывался всё дальше на запад. Фашистские дивизии, попавшие в Минский котёл, были разгромлены, смолкла канонада, доносившаяся с запада в первые дни пребывания девушек в Минске. Каждый день по радио зачитывали списки всё новых освобождённых городов. И, несмотря на бытовые трудности, разруху, полуголодную жизнь, настроение у большинства минчан было радостное, ощущение близкой победы пьянило, придавало сил. Не прошло и двух недель, как в город вновь пришёл праздник, выплеснулся на улицы народным гуляньем, музыкой из громкоговорителей, салютом из всего, что стреляло.

Валентина ворвалась в квартиру, как ураган:

– Нинка, ты чего сидишь? Айда на улицу! Белоруссию освободили! Полностью!

Обняла, закружила растерявшуюся хозяйку:

– Пани Богуслава, наши в Польше!

Та перекрестилась на портрет Ворошилова, по сеточке морщинок скатилась слеза.

Постепенно усилиями минчан жизнь в городе налаживалась, расчищались улицы, ремонтировалось всё, что как-то можно было отремонтировать. В заводских цехах параллельно с выпуском продукции шли ремонтные работы, рабочие после смены брались за кирпичи, лопаты, мастерки. Первого сентября в городе открылось несколько школ. Горожане сами, вместе с учителями, вставляли стёкла в окна, закладывали пробоины кирпичом, чинили и таскали в классы сваленные во дворах и подвалах парты, выносили солдатские койки. Там, где ещё два месяца назад были немецкие госпитали и казармы, вновь зазвенели детские голоса и школьные звонки. Не хватало всего, от тетрадок и учебников до учителей. Но всё же учебный год начался, дети пошли в школу.

Нина пропадала в школах с темна до темна, на ходу решая бесчисленные проблемы. Детей надо было не только учить, но и как-то подкормить, организовать их время, пока родители работают. Слишком много опасностей подстерегало их в развалинах. Надо было возрождать пионерские отряды, создавать кружки. Война оставила после себя много сирот. Как выживали они в разрушенном голодном городе? У Нины сердце сжималось при виде недетских глаз на худых детских лицах, протянутых за подаянием грязных ладошек. Уж она-то хорошо помнила, что такое голод и бездомность. Надо было срочно открывать детские дома, собирать по подвалам беспризорников.

Неумолимо надвигались холода, а с ними новые проблемы. Порой в отчаянии и растерянности бежала Нина в ЦК комсомола. Зимянин находил время выслушать девушку и подсказать решение. Один-два звонка – и приходила помощь. Нине нравилось общаться с секретаршей Аглаей, у неё она училась спокойной собранности, деловитости, способности без суеты и паники разруливать текущие задачи. Это общение возвращало Нине уверенность в своих силах.

Очищались улицы Минска, на месте руин появлялись пустыри, вместо забитых фанерой окон поблёскивали стёкла, открывались магазины, заработала поликлиника. Город пережил зиму. И вот уже вновь сменили девушки промокающие валенки на резиновые ботики, а тёплые платки на кокетливые беретики.