Юрий Трещев - история одного безумия

Мне и в голову не приходило, до какой степени все может быть подделываемо… даже история… и какие из этого могут вытекать последствия и недоумения…

От кого во мне эти сомнения, внушения и искушения?..

Я впадаю в отчаяние, страдаю…

Страдания не бывают случайными, нелепыми… они подсказки нам свыше, как говорил портной…

Наши поступки никогда не бывают тем, чем кажутся…

Самое важное и великое происходит в тишине и молчании, тогда открываются глаза у души, и то, что она видит, это не оптическая иллюзия…

Но тише, я опять слышу голоса, женский смех…

Есть что-то в этом смехе, что поселяет страх в душе…

Боже, это же жены Бенедикта!… прошли мимо, удаляются… от страха я чуть не умер… или уже умер?.. тьма кромешная… и сыро…

Страх меня в могилу спихнул, всегда разверстую для малодушных…

Надо выбираться… я все еще числюсь в списке живых людей… однако боль в груди осталась, как будто нож в меня воткнули, и я не могу от него освободиться, да и не хочу…

Что я здесь делаю?.. жду Бенедикта… говорят, он жив… и я не совсем умер…

В памяти остались сцены той страшной ночи, воцарившейся посреди дня…

Грязь пожрала горы, море, окрестности, подступила к замку примадонны, спустилась на Поварскую улицу, миновала руины женского монастыря и направилась к площади, где ее терпеливо ждали горожане…

Все еще длится ночь…

Стоит мне сделать шаг, и я пойму, что оказался под влиянием иллюзии… в плену воображения, точно на острове… я хочу сделать шаг, но слышу предостерегающий шепот: «Не ходи дальше…»

У примадонны в ее мемуарах описание гибели города вышло еще живописнее…

От ее замка осталась лишь статуя… грубый столб с головой Бенедикта, украшенной лавром и рогами, появление которых Филонов, автор этого странного монумента, приписывал то одной, то другой причине…»

Летом рога закрывали листья виноградной лозы или плюща…

Впечатления рога не портили…

Столб окружали танцующие женщины…

По замыслу автора, это были жены Бенедикта, не совсем те, которые нужны были гению, а Бенедикт был гением, и вообще, божественной сущностью, правда, кроме этого он обладал и страстями смертного человека…

Аде, первой жене Бенедикта, Филонов оставил всю ее красоту и прелесть, свойственную одалискам и менадам…

Жанну он изобразил в платье невесты, нежной, стыдливой и благостной…

Остальных дев он завернул в черный покров и погрузил в землю, кого по колени, кого по грудь, а кого и с головой…

Сходство в изображениях дев не обнаруживалось, но выглядели они грациозно…

«Для создателя красота была первой и последней целью… однако лучше бы Бенедикту остаться в памяти без всяких статуй: камнем с простым алтарем…

А беженцы все идут и идут… им кажется, что они знают дорогу…

День и ночь идут… и я иду… ночью небо остывает, а тоска разрастается…

Небо потряс гром…

Марк привстал… во сне он шел по воде, потом по воздуху, сопровождаемый летучими рыбами…

«Осталось непонятным, как я очутился с ними на дереве… облепили меня… потом началось падение… птицы превращались в рыб… устлали воду серебром…

Говорят, бог создал птиц и рыб в один день…

Странный сон… помню, я все ждал, когда во мне проснется гений… был на небе, побирался там, советы раздавал от имени бога… и бога ради всех щадил… нет, не всех… жил я в руинах замка, окруженных зарослями мирта, лавра, акацией…

Издали меня можно было легко узнать…

Прохожие отдавали мне поклон… я провожал их словами: «Пусть вас бог хранит…»

Некоторые подходили ко мне с поклоном, предлагали дары, но я, воздев руки ввысь, провожал их словами: «Богатство мой заклятый враг… из-за него бог послал меня на смерть в день спасения на водах и я стал пловцом среди рыб… чудом спасся… дай бог и вам спастись…»

Одни озирались в страхе, другие боялись и оглянуться…

День был прекрасен, вечер тоже… я заснул и проспал до зари… встал с рассветом… собрался уже идти дальше, но голос меня остановил:

«День будет трудным… с советами будь осторожен… не верь лести, лучше молчи, хоть до самой смерти… поверь не мне, не прочим, а ушам своим…

Вижу в видении, как ангелы толпятся вокруг тебя в слезах и тоске, точно на смерть провожают… и идут вслед за тобой…

Бог упаси их… пусть идут своей дорогой…»

Голос умолк…

Слышу, собаки лают… злобно… бесы их подстрекают…

Зря они народ тревожат…

Однако они что-то пророчат… войну или мир…

Люди говорят, что со смертью не поспоришь… мол, она всех заберет и чистых и нечистых…

Может быть…

Нет, так нельзя, говорю я им… зря вы обрекаете себя на смерть… лучше вам в живых остаться… проститься с жизнью всегда успеете… она сама вас заставит в свое время…

Стар я, прожил долгий век, а может и все два… не все помню… жил, подчинялся голосу… он не раз спасал меня…

Увы, не все он знал, сказал я, не удержал ни слов, ни слез…

Помню, дорога свернула к черным скалам и ушла в ущелье… повеяло сыростью, мрак воцарился…

В глубине теснин шумел, поблескивал ручей…

Я жадно припал лицом, губами к воде…

В воде отражалось чужое небо… все чужое…

Вокруг мужчины, дети, женщины… у женщин лица грустные…

Дети болтали на своем птичьем языке, смеялись, скалили зубы…»

Марк отвлекся…

Он писал медленно, подбирал слово к слову, еще не зная, что выйдет, что сплетется из слов: венок сонетов или эпитафия…

Вокруг царила неведомая ночь…

Беженцев клонило ко сну… они устали идти… многие уже сошли на обочину дороги, лежат как камни, молча, порознь… столько они уже сказали…

Все затаилось в ожидании…

«Каким будет сон?.. легким, темным или сияющим, как глаза у младенца, увидевшего отца после долгой разлуки…

Сон всех спасает… он как смерть…»

Марк задумался, уснул среди видений темной ночи…

Нет, что-то мелькнуло в темноте… обрисовались руины театра, сцена, кулисы и танцующая в петле над оркестровой ямой фигура примадонны…

«Она все еще танцует…» — прошептал Марк…

«Пусть танцует…»

«Бенедикт?.. это ты?..»

«Бесы заставляют ее танцевать… собой она уже не владеет…»

«Ты пришел?..»

«Я уже давно здесь… стою, жду… я прилягу…»

«Ложись… а где твой пес Пифагор?..»

«Где-то здесь…»

«Помнишь, мы когда-то в доме на Поварской улице считали эти руины центром творения бога… потом появился портной со своими озарениями и настолько все запутал…»

«Ты думаешь, это был кошмар?..

«А что же еще?.. — Бенедикт взглянул на Марка… — Я смотрю, ты все пишешь…»

«Пишу… а ты все такой же, хмурый… улыбнись… или это маска, бог на лицо ее надел тебе и всем смертным… что с тобой?..»

«Проклятая сонливость, все никак не привыкну… кому-то меня надо растолкать… толкни меня…»