Ольга Резниченко - Светлое будущее: вето на будущее

И снова движение — сухо, больно… неестественно.

Дефектная. Я — ДЕФЕКТНАЯ. Правильно все говорили… Я — урод. Фригидная. И даже… на секс не способна. Только и могут что… больные извращенцы насиловать, наслаждаясь моими страданиями, криками… мольбой и плачем.

— Малышка, расслабься.

Поежилась от его голоса.

Еще движение — и не выдержала взвизгнула от боли.

Момент — и вышел.

Потекли позорно соленые потоки шальной рекой по моим щекам — облажалась. Теперь точно… облажалась.

Потеряю я его. Окончательно и безоговорочно… потеряю.

Какой-то… «правильной» шлюхе достанется, которая все знает и умеет, которая не бракованная. И в которой в башке — не вздор.

Вдруг движение — надел на меня белье, штаны. Обнял за плечи. Попытка развернуть к себе лицом — но тотчас отбиваюсь, вырываюсь, отталкиваю его в сторону — поддается. Страшно, чтоб заметил слезы. И то, если это уже не произошло. А потому опускаю усерднее голову, увиливая и от предательского отпечатка в зеркалах. Шаги к кабинке:

— Я писать хочу, — вру; живо проталкиваюсь за дверь. Забилась в угол.

…тихо, немо, закрыв рот рукой, зажав со всей дури, завыла от унизительной, мерзкой, собственной неполноценности, никчемности, ущербности. «ПОТЕРЯЛА, — грохочет приговор, окончательно накрывая прозрением. — Я… его… потеряла».

Сейчас отвезет обратно, посадит под замок (?), а сам уедет черти куда, туда… где…

как там Алиса говорила… И то, это пока… чтоб не выглядеть балаболом, а дальше — и того… выбросит долой.

Сука тупая ты, Ника! Сука! Конченная уродка! Даже ноги раздвинуть «нормально» не в состоянии! Училась бы лучше у Ритки!.. А то пальцем на нее тыкала — а она оказалась в сотни раз лучше тебя!

В сотни!

…если не в тысячи.

Глубокие, до боли вдохи, прогоняя жалость к себе, комкая боль от грядущего окончательного падения — и собраться с духом. Тряпкой стала. Какой ты, тупая овца, тряпкой стала! Только и давишь сопли… а еще на Мирашева заришься! Сука убогая!

Вдох-выдох. И, в очередной раз стерев «остатки» позора со щек, выйти к умывальникам.

Живо за локоть схватил меня мой Супостат и потащил, «ублюдскую», на выход.

Открыл Мирон дверь в квартиру и, впервые не пропуская меня вперед, первым зашел сам. Замер вдруг на пороге (покорно торможу). И вот оно: раздался, послышался взволнованный женский голос — Алиса.

— Ты прости… я ее искала, — отчаянно запищала, запричитала та. — Я вообще в шоке. Все вышло так по-тупому… Я в туалет — а она… Странная, вообще, какая-то…

— Нахуй отсюда! — жестко, убийственно, отчего даже я поежилась от жути. Заледенело все внутри, чуя расправу.

— Ч-что? — заикнулась девушка несмело, едва наскребла силы на звук, побеждая шок.

— Пи**уй, говорю, отсюда… БЫСТРО! — исступленно, психопатически-хладнокровно.

И снова жуткая, пугающая, режущая тишина.

Отозвалась та, замявшись:

— Ты чего… Мирусь?

Не ответил, сдержался. Чиркнул зубами. Внезапно разворот — и ко мне, обнял за плечи, сам в сторону — напором, силой затащил в квартиру — покорно подчиняюсь… Шаги несмело вперед, мимо нее, застывшей в ужасе.

Рассмеялась Алиса… нервически.

— Я жду, блядь! — резво, но уже как-то более сдержано Мирашев, ей.

И снова оной смех:

— Да все понятно, — неожиданно смело, дерзко, отчего даже меня передернуло от такой ее безрассудности. Обмерла я, устремив взор на идиотку. Глаза в глаза — сцепились их взгляды.

Скривилась барышня с презрением:

— Всё понятно, — повторила растянуто, паясничая, та. — Вот так, да? — закивала головой, заливаясь сарказмом. — Как нужна — так сразу «Алисочка»… и номер даже разузнал. Вызвонил: приди, помоги! А я, дура, и примчалась быстренько. Идиотка! А как всё, не надо — так пошла нахуй, — скривилась, заливаясь ядовитой ухмылкой. — Как интересно получается… Так еще что бы… ладно! Так вон на эту… — метнула на меня взор, окатив презрением, — променял. Так хоть было бы на кого! — с головы до ног измерила меня взглядом, обливая заодно ненавистью, словно кислотой. Немного помолчав: — И че она там наПиздела? А? — борзое. Молчит, выжидает, изучает ее глазами Мирон — а с виду… ни единой лишней эмоции, каменное лицо. — Сдала, значит?.. Ну-ну, — едко. — И че она вообще… чужие разговоры подслушивает? — и снова ужалила меня взглядом. Очи в очи с ним: — Только учти… Мирашев. Сейчас она меня слила, а однажды — и ты на моем месте окажешься! — ткнула пальцем. — Попомни мои слова.

Загоготал вдруг, но как-то сдержанно, даже добро, отчего меня даже уже трясти начало от таких накатов его непредсказуемости:

— Все высказала? — ехидно.

Оторопела и та от таких перемен. Заморгала лихорадочно. Смолчала.

— Ты сама себя только что «слила», — приговором. Ухмыльнулся: — А ее — оправдала. Так что да… нахуй такие помощники. Обратишься ты еще ко мне… Вещи собрала, ноги в руки — и пи***уй отсюда. Пока цела… Такие друзья мне не нужны. А шалавы — подавно. Повезло Майору: с такой женой — и врагов не надо.

Захлопнул с лязгом за ней дверь. Взор на меня.

Сдержанно, но не без злости:

— Еще раз вытворишь нечто подобное, — внушающим раскатом грома, — не приеду. Не стану искать. Ты не собака, чтоб тебя постоянно на привязи держать. Не нужен — вали. Нужен — хватит ерзаться. Определись. И если ты каждого ебанутого будешь слушать — надолго нас не хватит. Учти это на будущее, хорошо?

Покорно закивала я головой, соглашаясь, облитая шоком, будто жидким азотом — задрожала от наката холода.

Но не продолжил. Ничего более — вдруг разворот — и пошагал на кухню. Зашумела вода из крана.

Несмело я за ним. Тихим, охриплым шепотом:

— А ты что… никуда больше не поедешь?

— Пока нет, — раздраженно гаркнул. — Надо будет — позвонят.

Домыл руки, закрутил кран.

Шаги к холодильнику. Живо отрыл дверцу, зашуршал пакетами…

В душ. Спрятаться за непрозрачной дверью. Забраться в ванную, врубить погорячее воду — и с головой… нырнуть в отчаяние и тяжелые мысли.

Ничего уже не понимаю. И вроде бы всё хорошо, всё красиво рассказывает, рисует… И тем не менее… как надолго его хватит?

Хочу… Очень хочу! Безумно хочу быть с ним рядом… даже если я — сплошное разочарование, а он… он… даже не знаю, что сказать: помесь чего с чем… да и вообще… Он — полная своеобразность… Мы как тот мазохист с садистом. И вроде… приятно, но перегни палку — и наступит всему… конец. Это даже не… глупый мотылек на пламя летит, и не неопытный йог или фаерщик [28]играет с полымем. Нет. Это будто… самоубийца играет со Смертью, где так или иначе — победа будет лишь в поражении.

Замотаться в полотенце — и несмело выйти из ванны в коридор.