Юрий Григорьев - Морские люди

— Дорогой мой, за что ударил вас старший мичман Петрусенко?

— Что вы! Он пальцем… Он просто так погрозил пальцем и больше ничего. Я специально догнал вас, чтобы сказать об этом. Нет, не об этом, я про другое. Что никто меня не бил. Не хотел бить. Чтобы вы ему передали, пусть он так командиру скажет. За что мне попало? Ну, там, ругался я.

Виктор понял, что мичман знает все и почувствовал, как вдруг потяжелело в животе, заурчало, он усилием воли сдержался, чтобы не испортить воздух.

— Слышал я, что у Уразниязова появилось новое имя. Скажите мне, дорогой товарищ матрос, как вы его теперь называете.

Зверев затравленно посмотрел на мичмана и закрыл глаза. Клим уперся ему локтем в грудь и сказал:

— Запоминайте, крепко запоминайте все, что скажу. Знайте, товарищ матрос, что старший мичман Петрусенко сразу доложил по команде о том, что ударил подчиненного. То есть вас. В вашей защите он не нуждается. Запомните и то, что в отношении Уразниязова вы поступили хуже свиньи. Даже она мирно уживается на большом дворе со всеми. Заставить повторить?

Зверев пробормотал: не надо.

Борисов приказал:

— А теперь шагом марш отсюда!

Матрос тихо поплелся к выходу.

— Отставить! Устав забыли? Повторить приказание!

Лишь после третьей попытки очутился он в коридоре. Первыми, кто попался на глаза, были Конев и Уразниязов. Зверев низко опустил голову, прошмыгнул мимо. Сзади резко грохнуло. Он отпрянул в сторону. Послышался хохот. Смеялись те двое. По переборке ударил, конечно, Уразниязов. Коняшке так не суметь, куда ему, музыканту. А может и он, если ногой шарахнул.

Черт их всех знает, набросились скопом, как сговорились — главный боцман, Абросимов, командир, старшина команды акустиков и еще эти двое. На одного то!

Звереву захотелось очутиться в своем ПТУ. Пусть ненадолго, но почувствовать себя снова на высоте, выйти всей своей компанией и дать жизни первому встречному, да так, чтобы зубы напрочь и хребет пополам. То-то была бы отместка, а потом водяры дерябнуть и про все забыть.

Уже возле рубки дежурного по кораблю, когда до юта оставалось всего ничего, он увидел Петрусенко. В животе снова противно заурчало. Ход мыслей резко изменился. «Сейчас он покажет такую высоту и такую водяру, что от меня родная мама откажется. Вот идет навстречу», — обреченно подумал Зверев и остановился.

Иваныч приближался, громадный, как бык. Мускулистые его руки явно страдая без дела, поигрывали какой-то тесемкой. Зверев в отчаянии рывком сорвал с головы мокрый берет и закричал:

— Простите меня, товарищ старший мичман, что я вам плохого сделал?

Тот пожал плечами, сунул тесемку в карман, посмотрел на застывшего в позе бедного родственника подчиненного и насмешливо произнес:

— Прощаю сын мой, но если повторишь свои фокусы, ноги обломаю. Понял сие, еловая твоя голова?

— Я серьезно.

— Так и я нисколько не шучу. Ну ладно, давайте на бак, помогите Абросимову, Силагадзе, после выхода там работы край непочатый.

— Есть на бак, товарищ старший мичман!

И он побежал. Впереди предстояла нелицеприятная встреча с Абросимовым, намечалось собрание команды. Мало что приятного светило ему впереди, но Виктор все равно вздохнул с облегчением и помчался в заданном направлении молодым жеребчиком. Состоялось главное — отпущение грехов. Думать о том, что ждет бестолковую, хоть и очень ценимую хозяином голову дальше, совсем необязательно. Как говорится — будет день, будет и пища.

Старший мичман внимательно посмотрел вслед. Не нравилось ему поведение матроса. Непредсказуемый какой-то, дерганый паренек. Бромом попоить его, что ли, чтобы спокойней стал? Бром можно попросить в лазарете, якобы для себя, или, еще лучше, достать через Аннушку в аптеке, подальше от лишних разговоров. Он крепко потер подбородок, подумал и пришел к мысли, что неврастеникам на пользу не только лекарства, а и обливания холодной водой. Так сказать, физиотерапия. Надо посоветовать, пусть попробует. Особенно полезной должна быть морская водичка, в ней содержится много разных микроэлементов. Значит, так: обязательно настоять на процедурах. Да самому и контролировать это дело.

Размышления главного мичмана прервал мичман Горелкин, стоящий сегодня дежурным по низам:

— Ты куда, Иваныч?

— Да вот, командир назначил рандеву.

— На ковер, значит, идешь. Ох, чую, без суда чести не обойдется.

— Что-ж, будете судить.

— Матросик, который сейчас извинялся, это он самый и есть?

— Он.

— Ну, если между собой разобрались, то с начальством проблем не будет, а?

— Икс его знает. Слушай, дай сигарету, курить хочется. У меня далеко, в каюте.

Вышли, закурили. Дождь не прекращался. Петрусенко в несколько затяжек добрался почти до фильтра, аккуратно затушил окурок и философски заметил:

— Взысканием больше, взысканием меньше, этим на флоте никого не удивишь. На это наплевать, дело житейское… Ну, ладно, оставайся, пойду.

— Приходи, расскажешь.

Утром в каюту командира постучался рассыльный. Он передал распоряжение из штаба бригады. Капитану третьего ранга Терешкову надлежало прибыть к комбригу со старпомом, помощником и замом по политической части.

— Ну вызвали и вызвали, сейчас сойдем, да и прогуляемся по земле-матушке, — благодушно сказал Анатолий Васильевич. — Дел-то.

Матросик дополнил, что капитан первого ранга Земсков приказал не забыть взять с собой старшину боцманской команды старшего мичмана Петрусенко. У командира отвисла челюсть.

Терешков знал, что в ежедневном политдонесении капитан-лейтенант Москаль сразу рапортовал наверх об оплеухе, отвешенной главным боцманом матросу Звереву. Это предусмотрено его прямыми обязанностями замполита. В родных пенатах как к старшему мичману, так и к матросу были применены меры воздействия от беседы по душам до дисциплинарного взыскания. О чем так же сообщили да вдобавок командир корабля лично убеждал капитана первого ранга Земскова, что этого достаточно.

Не поверил старый хрыч, глубокомысленно решил капитан третьего ранга Терешков, значит, сегодня штабисты сами поставят точку в истории с происшедшим. Станцуют на костях главного боцмана. Он набрал телефон Москаля:

— Иван Константинович, рассыльный был у вас? Только что вышел? Пойдем, совершим променад до комбрига за получением пилюли и пригласи Петрусенко. Видите, капитан первого ранга Земсков изволили предложить чаепитие всей честной компании.

Анатолий Васильевич не сомневался, что состоится так сказать панихида с выносом тела. Пусть знают и Москаль с Черкашиным. Наверху примут понятно какое решение, Петра Ивановича попросту уволят, а что делать им? Где сейчас найдешь рачительного, опытного боцмана? Днем с огнем не сыщешь, хороших хозяйственников на конвейере не собирают, штучная работа. Черкашин предложил было кандидатуру увольняющегося в запас старшины первой статьи Абросимова.