Александр Торик - Флавиан. Армагеддон

Каково же сейчас людям противостоять всему натиску хорошо продуманного, профессионально организованного, страшного по своей разрушительности информационного натиска на ум, сердце и душу!

— Странно, отче, что есть ещё много «нормальных» людей, здраво мыслящих, морально не испорченных, тянущихся к чему-то светлому и доброму! Иногда даже не понимаю — как это возможно в наши дни?

— А Бог где, Лёша? — улыбнулся Флавиан. — Бог, который укрепляет и защищает человека, часто неведомо для него самого.

Если бы не Его промысел, поддерживающий «на плаву» любого человека, в котором ещё есть хоть капелька способности к обновлению через покаяние и к спасению, то человечество давно бы прекратило своё существование, превратив земную жизнь в ад!

А мы, напротив, видим, что борьба за души ещё не закончена — взять хотя бы возрождение нашей Русской Церкви — и ты вот вместо «фашиста» стал церковнослужителем.

— Слава тебе, Господи, Слава Тебе! — перекрестился я истово, словно впервые осознав спасительное руководство мною Божьим Промыслом. — Слава Тебе за всё!

— Да, и Святая Гора за всех людей молится! — закончил свою мысль Флавиан. — А ты же знаешь, что «пока Афон молится — весь мир держится».

В моём кармане жужукнула CMC.

Я вытащил смартфон, открыл сообщения…

— Отче! — вздрогнул я, прочитав пришедшее послание, — это отец Никифор с Афона. Папа Герасим тяжко болен, наверное, умрёт скоро! Зовёт проститься с ним.

— Лёша! — лицо Флавиана посерьёзнело, глаза заблестели. — Давай быстро меняй билеты, летим в Салоники, звони отцам и заказывай диамонтирионы!

— Понял! — кивнул я.

Смартфон в моих пальцах уже начал жить активной жизнью.

— Вы извините, сейчас у водителей такси забастовка, — с акцентом, но на достаточно хорошем русском языке объяснил нам юноша Костас, сын знакомого греческого таксиста, встретивший нас вместо отца в аэропорту Фессалоников. — Поэтому он не смог приехать прямо сюда, другие водители могут побить! Он будет ждать нас на трассе за городом в сторону Халкидиков, там вы пересядете в его «мерседес», и он вас отвезёт в Уранополи.

— Как скажешь, — согласился я, загружая нашу поклажу в багажник старенького «опеля». — Забастовка забастовкой, но ехать-то надо.

Поговорку «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» я переделал по-своему: «Не имей сто еврей (имеются в виду «евро» — деньги), а имей иерей, у которого сто друзей»! И хотя Флавиан уже давно не просто иерей и даже не иеромонах, а игумен (!), но в отношении друзей про Флавиана лучше не скажешь.

Тайный «штрейбрейхер», папа Костаса понтийский грек Виктор, избежав побиения другими таксистами, благополучно доставил нас в Уранополи, прямо к причалу.

На причале нас уже ждал катер от «губернатора Дафни» Яниса. Капитан катера Юра, пожав нам руки, вручил мне наши с батюшкой диамонтирионы, оформленные и полученные без нас (!) и вонзил ручки акселератора (или как уж там это у катеров называется) до упора, отчего нас с Флавианом вдавило в кресла посильнее, чем в спортивном автомобиле.

В Дафни нас уже ждал пикап с нашим несколько постаревшим и поседевшим Игорем за рулём, который, сходу забросив наши вещи в кузов, принял с места и, почти не сбавляя скорости на поворотах, понёсся вверх от пристани, в сторону Кариеса.

А куда ты нас везёшь? — спросил я Игоря, заметив, что мы проскочили мимо поворота к скиту отца Никифора.

— В Архангельскую келью, отец Никифор благословил сразу везти вас к папе Герасиму.

— Как он?

— Ещё жив, в сознании, прощается со всеми, кто к нему приезжает.

— Много приезжает?

— Сам увидишь!

Увидели мы уже вскоре. Метров за сто пятьдесят от ворот в Архангельскую келью, на обочине вдоль лесной дороги, сужая её до почти полной невозможности проехать, стояли приехавшие из афонских монастырей и скитов машины.

Некоторые были мне знакомы — проползая со сложенными зеркалами впритирку мимо них, я отмечал про себя: Дохиар, Григориат, Афанасиевская келья, Ильинский скит, этих не знаю, этих тоже, это Ивирон…

Папа Герасим был из «последних могикан» подвижничества, приехавших на Святую Гору в первой половине двадцатого века, и пользовался большим уважением и авторитетом среди разнонациональной братии афонских монастырей. Поэтому принять последнее его благословение возжелали многие.

Отец Никифор встретил нас в воротах кельи и провёл мимо переполненного гостями архондарика куда-то во внутренние помещения.

— Вы подождите здесь минут тридцать-сорок, — сильно похудевший и ставший совсем седым за те полтора года, что мы с Флавианом не приезжали на Афон, отец Никифор смотрел на нас мудрыми грустными глазами. — Сейчас у старца игумен Ватопеда, потом зайдут «большие люди» из России, потом я вас проведу. Ночью, когда я дежурил у постели папы Герасима, он сам спрашивал о вас обоих!

— О нас! — поразился я. — Такой старец, видящий столько народа, и помнит каких-то там нас?

— Как видишь, помнит! — кивнул отец Никифор. — И Флавиана, и тебя по именам спрашивал, сможете ли приехать.

— Слава Богу, смогли!

— Папа Герасим только телесно совсем немощен стал, — продолжил отец Никифор. — Духом он бодр и умом ясен поразительно! Всё и всех помнит, говорит тихо, но внятно и очень важные вещи, вы его каждое слово ловите и запоминайте!

— Хорошо! — кивнули мы с Флавианом.

— Ну, молитесь здесь пока, я за вами приду! — сказал отец Никифор и вышел, прикрыв дверь комнатки, в которой он нас оставил.

Молились мы с батюшкой, вероятно, больше часа, прежде чем за нами вернулся отец Никифор.

— Пошли, братие! — он распахнул нам дверь в коридор. — «Большие люди» из России сейчас выйдут, вы зайдёте за ними.

«Большие люди» и вправду вышли сразу же, едва мы приблизились к двери, за которой была келейка папы Герасима. Их было трое, я их сразу узнал — слишком часто их фото мелькают в новостях интернета и телевидения. Называть их не буду, но я, бесспорно, не предполагал, что люди будут настолько «большие»!

Лица у них выражали сосредоточенную задумчивость, они вышли быстрым шагом из помещения, даже не взглянув вокруг.

Мы вошли к старцу.

— Флавианушко! Алёшенька! — тихо проговорил папа Гесрасим, улыбнувшись какой-то небесной улыбкой, когда мы с батюшкой подошли к его одру. — Моё послушание закончилось, а вам ещё надо потрудиться пока…

Мы присели у его кровати на стоявшие рядом стулья.

— Сейчас непросто будет в России, — так же тихо продолжил старец, — и во всём мире будет непросто… Но вы не смущайтесь и других укрепляйте — всё, что будет, это от Бога, по Его Любви, это всё нужно, чтобы больше людей спаслось!