Эндрю Круми - Музыка на иностранном

Из-за своего столика Кинг увидел, как в кафе вошел молодой человек примерно одних с ним лет — какой-то весь дерганый, нервный. Это и был Роберт. Он как будто кого-то искал: оглядел замызганные столики, повернулся к стойке и спросил у буфетчицы, что у них сегодня есть. Кинг заметил, как молодой человек глянул через плечо в его сторону. На мгновение их глаза встретились; незнакомец словно ощупал взглядом лицо Кинга. Чарльз даже подумал, что они, может быть, знакомы. Он попытался припомнить, где он мог видеть этого человека.

Кингу было двадцать семь, то есть он был достаточно молод и еще не избавился от восторженного юношеского идеализма, так что волна политических реформ, что наполняла надеждой сердца очень многих, подарила надежду и ему. Недели три назад он, как и все остальные, смотрел выступление по телевизору, которое, как ему показалось, означало реальное, истинное начало перемен. Но как может одно-единственное выступление оказать такое воздействие?

Кингу припомнилась одна история. Это случилось во время войны. Участники Сопротивления убили офицера СС, тогда местный командующий устроил облаву и взял в заложники сто мирных жителей. Захваченных держали под охраной одного пулеметчика. Их согнали в кучу на рыночной площади, и дорогу к свободе им преграждал один-единственный солдат с пулеметом. Если бы кто-нибудь попытался прорваться в одиночку, его бы немедленно пристрелили. Если бы на охранника кинулись человек пятьдесят, скорее всего двадцать из них погибли бы под пулеметным огнем, прежде чем остальные смяли бы стрелка; но уцелевшие смогли бы бежать. Однако эти сто заложников просто стояли — и не предпринимали вообще ничего. А если б их было не сто, а, скажем, миллион, разве промедлили бы они хоть мгновение перед каким-то жалким охранником?! Да они бы, не задумываясь, рванулись вперед и растоптали пулеметчика вместе с его пулеметом. А если бы там была тысяча человек? А пятьсот? Сколько нужно собрать человек, чтобы они преисполнились той отваги, когда у них даже не возникает мысли, как бы спастись самому, и люди готовы пожертвовать собой ради того, чтобы жили другие? Эти сто человек так и не сдвинулись с места. Каждый отчаянно цеплялся за надежду, что прожить еще пять минут — значит каким-то образом поднять свои шансы на благополучное избавление. Спустя какое-то время молодой пулеметчик получил приказ расстрелять всех.

Иногда Кинг задумывался, а что было бы, если бы охранник предложил сотне заложников следующий гуманный выход: он пропустит первого, кто попытается убежать, но пристрелит любого, кто попытается убежать следом за первым. И что тогда? Скорее всего миг замешательства — а потом паническое бегство.

Народ угнетен и задавлен, и он бездействует. Тот, кто осмелится поднять голос протеста, тут же попадет за решетку. Но когда-нибудь, крайне редко, появляется лидер, который гуманно относится к людям и не злоупотребляет властью. Он терпим и снисходителен к протестам и критике. И вот тогда паническое бегство становится неизбежным. Все эти мысли крутились в голове у Кинга, пока он без особого интереса наблюдал за нервозным посетителем у кассы.

Тот стоял к Кингу спиной; он взял только чай и решил не есть (Кинг мысленно с ним согласился). Собственно, Кинг не ходил в это кафе раньше и не собирался приходить сюда еще раз. Новый посетитель расплатился и повернулся. Он держал чашку чая и двигался осторожно, стараясь не расплескать ни капли. Взглянув еще раз в сторону Кинга, он подошел к его столику, помедлил и спросил:

— Простите, пожалуйста, мы с вами раньше нигде не встречались?

В его тоне было что-то не совсем обычное, голос слегка дрожал — и по этой нервозности Кинг сразу понял, что он не знает этого человека, они никогда не встречались и ни разу друг друга не видели. Молодой человек просто пытался завязать разговор.

Кинг сам много раз начинал разговор с этой фразы, когда знакомился с женщинами в кафе вроде того, где он сейчас сидел, или на улице. Эта «проверка расклада» ни к чему не обязывала. Одни женщины сразу раскусывали эту, в сущности, нехитрую уловку и отвечали, что он ошибся. Другие честно пытались припомнить — со стороны это смотрелось так, словно они корпели над сложным уравнением; они старательно шарили по закоулкам своей памяти, мысленно перебирали места, где могла бы произойти эта забытая встреча, — и наконец приходили-таки к заключению, что тут, должно быть, какая-то ошибка. Но всегда находились женщины, которые с удовольствием включались в эту игру: нет, не думаю, — говорит она с неопределенной улыбкой; ты предлагаешь припомнить вместе, но на все твои «предположения» она отвечает «нет». Нет, она никогда не была в той пивной; нет, в теннис она не играет, зато ходит в бассейн; а еще она часто бывает в таком-то и таком-то кафе, ну еще вы могли видеться в библиотеке.

— Вы не историк, верно?

— Нет, — ответил Кинг, — физик. Присаживайтесь.

Роберт представился; он читал лекции на историческом факультете; потом они обсудили, где они могли бы встречаться или хотя бы видеть друг друга. Легкая нервозность Роберта помогла Кингу расслабиться. Вернее, почувствовать себя расслабленным и спокойным. Наверное, по контрасту.

— Так вы, значит, физик? Жаль, что науки и искусства так мало соприкасаются; я лично уверен, что им есть что почерпнуть друг у друга.

— А история, по-вашему, не наука?

— Только до определенной степени. Ход истории определяется рядом закономерностей, и наша задача — понять, как возникли и как работают эти закономерности.

Собеседник Кинга был явно выбит из колеи тем, что тот так непреклонно отказался играть в выяснение, где и когда состоялась их вымышленная предыдущая встреча. Но сейчас Кингу было гораздо интересней продолжить ход размышлений, которые занимали его, пока он наблюдал за тем, как новый посетитель расплачивается у кассы.

— И какими же закономерностями, — спросил Кинг, — определяется ход истории?

Роберт беспокойно заерзал:

— Человеческой природой. А вы уверены, что никогда раньше не были в «Красном льве»? Все-таки ваше лицо мне знакомо.

Роберт периодически поглядывал поверх плеча Кинга, его взгляд метался по разным углам кафе; он как будто и вправду кого-то искал.

— Вы кого-нибудь ждете? — спросил Кинг.

— Кто? Я? Нет-нет; иногда мы здесь встречаемся с кем-нибудь из приятелей — в таких местах, как здесь, всегда натыкаешься на кого-нибудь из знакомых. Но вы обычно сюда не заходите, правильно?

Чарльз сказал, что предпочитает кафе на Юнион-стрит. У него очень удобное расположение — на полпути между работой и домом. Роберт спросил его, где он живет, что у него за квартира (историки никогда не попадали в списки на улучшение жилищных условий) и есть ли у него семья?