Ольга Брейнингер - В Советском Союзе не было аддерола

«Слушай, извини за позднее предупреждение, я сегодня не в настроении», – написала я.

Это было не очень хорошо с моей стороны, потому что я знала, что Макс живет на другом конце Манхеттена, на Нижнем Ист-сайде. Я продолжала машинально шагать по Бродвею, ожидая его ответа, и уже дошла до «Ориэлс», маленького семейного кафе из разряда тех заведений в кампусе, где все сидят с ноутбуками с утра до вечера, а случайные посетители в раздражении ходят между студентами и пытаются найти свободное место. Пришлось сесть на скамейку напротив ресторана в тени: я все не могла решить, что делать дальше. Макс стоял у входа, и мне видно было, как он достает из кармана куртки телефон и читает сообщение.

«Без проблем, увидимся в другой раз», – пришел мне его ответ.

«В среду?»

«Да, наверное, подойдет».

Наверное, он был страшно раздражен. Я была бы страшно раздражена. Макс повернулся и пошел в сторону метро, а я наблюдала за тем, как он уходит пружинистой, уверенной спортивной походкой, в кожаной куртке и потертых серых джинсах, и мне хотелось бы, чтобы все было как-то иначе, потому что все было просто странно, и с Максом, и всё вокруг, и не для того мы общаемся с другими людьми, чтобы мир вокруг становился еще менее понятным, но я знала, что была не права, что это невежливо, что так не делают и что нельзя оттягивать никакие решения в жизни, и в среду мне все равно придется это сделать. Да, но хотя бы – в среду.

В последний раз мы с Максом пытались увидеться в тот день, когда я узнала, что у меня рак. Утром того дня я прислала ему сообщение о том, что, на мой взгляд, все это довольно бессмысленно и мы явно хотим разных вещей, друг от друга и вообще по жизни.

«Я только что выкурил косяк и не знаю, то ли от этого у меня бьется так быстро сердце, то ли от твоих сообщений, – ответил он. – Что случилось?»

«Не знаю, – напечатала я, – мне не нравится динамика наших отношений».

Макс надолго ушел в офлайн, а я колебалась, пытаясь решить, добавлять ли его уже в игнор-лист или пока нет. Потом он предложил встретиться и спокойно все обсудить. Если мы так и не придем ни к чему, то мы можем спокойно разойтись. Но, может быть, мы найдем компромисс?

Да, без проблем, ответила я два часа спустя, и мы условились встретиться в «Татте» в восемь вечера. В пять я пошла к врачу, чтобы мне выписали что-нибудь от простуды, – я уже две недели не могла выздороветь, и мне надоело все время ходить в полубессознательном состоянии, рассчитывая энергию, чтобы не перетрудиться с каждым лишним шагом. На парах я сидела сонная и думала вполсилы, и это меня не устраивало, это просто не работало. Как и большинство студентов, я ходила к врачу только тогда, когда болезнь нарушала режим жизни автомата, мешая каждый день выполнять определенное количество работы за определенное количество часов, давая понять, что тело – это не механизм, пусть даже хорошо отлаженный, и что оно может подводить и сдавать. Жаль, что нельзя было просто сказать по всей правде: доктор, превратите меня назад в работающую машину. Доктора говорили про стресс и про то, что нужно взять день-два отдыха и дать себе время на восстановление. Come on, вы же знаете, где и когда вы живете. Кто сегодня берет день-два отдыха? Люди, которые не проверяют имейл каждые десять минут? Люди, которые ездят на Гоа заниматься йогой? Или люди, которые сидят на фейсбуке в разных группах на тему «духовных практик»? Спасибо, пропишите мне, пожалуйста, антибиотики.

– А вас не беспокоит ничего вот здесь? – нажала врач. – Нет ощущения напряжения? – До этого она долго водила пальцами, как будто рисовала круги, и я не могла понять, зачем она это делает. – Я назначу вам ультразвук. Вы можете записаться на осмотр на первом этаже, в отделении радиологии. Постарайтесь сделать это поскорее. Потом результаты придут ко мне, и я вам сообщу.

– Простите, что вы мне сообщите? – спросила я, пытаясь понять, стоит ли вообще тратить время на еще один поход к врачу, или я потом просто скажу, что «забыла, потому что была занята».

– Пока сложно сказать, но давайте сначала сделаем ультразвук, а потом, если результат будет положительный, я направлю вас на биопсию.

Мы все еще немного не понимали друг друга.

– Биопсия?

– Давайте пока не будем торопиться, – сказала она подчеркнуто успокаивающим тоном, – такое бывает, и не беспокойтесь…

Нет, она не поняла меня, я не волновалась.

– …если рак на ранней стадии, то…

– Вы имеете в виду рак? – ошарашенно спросила я. – В смысле рак? Рак груди?

И она заговорила еще спокойнее.

Мы в этом смысле оказывается, как собаки Павлова. Мне еще даже не было страшно, а вот это все уже началось. Слезы, конечно, и никчемное и провинциальное «что теперь делать» в голове, хотя я все еще продолжала вежливо улыбаться. Ровно пять минут назад мне было все равно, будет ли у меня рак или нет, да что там говорить, мне и сейчас было все равно, но я услышала «рак» и вспомнила сразу всё – от сцены в «Сексе в большом городе», где Саманта снимает с себя парик, до рекламы акций Avon в поддержку женщин с раком груди; двоюродную бабушку Фиму, которую я никогда не знала; и ту девушку из Коламбии, которой, говорили, было всего двадцать четыре. Одно слово. Потом я шла по коридору в радиологию и слышала свой голос:

– Мне сказали, что у меня может быть рак и что мне нужно сделать ультразвук. Когда я могу прийти?

И пожилая женщина сочувственно смотрела на меня:

– Милочка, не расстраивайтесь, такое иногда бывает и с молодыми женщинами, это не так страшно, поверьте, это можно вылечить, давайте я вас запишу на понедельник.

Всю дорогу до дома ревела и захлебывалась слезами, как будто со мной что-то случилось. А со мной еще ничего не случилось. И не случится, думала я, засовывая в холодильник коробку с салатом из киноа, который теперь не хотела есть. И не случится.

«Извини, я наверное, не смогу сегодня вечером. Я знаю, что ты хотел бы поговорить как можно скорее, но давай лучше в другой день».

«Что-то случилось?» – написал Макс.

«Я пока не знаю, – ответила я, – может быть, у меня рак. Это долгая история. Но мне не очень хочется серьезно разговаривать сегодня вечером».

«Fuck, – написал Макс, – это ужасно».

«Всё окей, – ответила я. – У меня ничего нет. Увидимся через пару дней».

Я все еще сидела на скамейке и опять открыла тиндер, просматривая фотографии незнакомых людей и пытаясь представить, с кем из них я бы чувствовала себя не так тревожно, если бы этот человек сейчас сидел напротив меня за столом, если бы мы были, не знаю, в китайском ресторанчике, куда бы мы ходили не первый год в те вечера, когда лень готовить, ели рис или лапшу с овощами, делая заказ, даже не заглядывая в меню. Чтобы это было… Чтобы это было не так, как все остальное в жизни. Просто вдруг захотелось, хотя я бы никому не призналась в этом, чтобы над столом был какой-нибудь тусклый фонарик, чтобы мы держались за руки под столом, а над столом – улыбались друг другу и не обращали внимания ни на кого вокруг. С кем бы мне было не страшно? С кем бы я смеялась и улыбалась? С кем бы я радовалась жизни? Кому бы была нужна и кого могла сделать счастливым? Прокручивая фото направо, налево, налево, налево, направо, я убивала время, пока Макс не ушел достаточно далеко для того, чтобы не увидеть меня, если он вдруг обернется. Потом я зашла в «Ориэлс», заказала кофе и втиснулась в промежуток между двумя скучающими хипстерами лет сорока.