Кирилл Апостолов - Времена и люди

Марян Генков поднялся, пошел к двери, недовольно пыхтя, а Филипп продолжал сидеть, глядя на него во все глаза, и только когда дверь захлопнулась, он, резко вскочив, побежал догонять Маряна.

Глядя им вслед, он подумал, что парень понял его лучше, чем Марян. С каждым днем Филипп раскрывался в поступках, действиях с новых, импонировавших ему сторон. Хотя бы здесь не ошибся в выборе… И он мысленно порадовался тому, что в Югне, что бы с ним самим ни случилось, будет со временем хороший агроном и умный руководитель.

Огромная пустая комната! Ни за что не хочется браться… Марян и Филипп досаждали, без них стало пусто, тяжко. Выглянул в окно: джипа нет. Ну и ладно, пройдется пешком. Возьмет Милену и Андрея и поведет их на Цинигаро. Откуда такое название? Третий год в Югне, а не нашел времени спросить. Цинигаро! Звучит как песня птицы. Надо спросить Милену, она, может быть, уже выяснила. Неосознанно он шел все быстрее и быстрее. Если бы знать, к чему спешит!

Человек никогда не задает себе вопроса, почему к одному его тянет, а от другого хочется быть подальше. Вот потянуло на Цинигаро. А ведь ему до сих пор не довелось увидеть его ни фиолетовым, ни зеленым.

Во дворе его перехватил дед Драган и, захлебываясь словами, начал похваляться, как он увидел душу бай Тишо и помогал ей найти могилу. Как прервать несчастного старика, который после смерти Таски никак не придет в себя? А дед Драган развивал целую теорию: человек боится потерь, боится остающейся после них пустоты, а напрасно. Если вчера у тебя было н е ч т о, а сегодня оно исчезло, то ничего особенно страшного не произошло, потому что природа дает тебе взамен нечто другое и ты становишься сильнее в другом.

К ним, неслышно ступая, из-за спины Тодора подошел Илия, явно подслушивавший и предварительно обдумавший, что сказать и как сказать, потому что с первых же слов он включился в разговор, подделываясь под стиль отца: на нашей маленькой земле, где каждому отмерено свое, судьба не дает подачки два раза подряд; так что если вчера ты был н е ч т о, а сегодня уже н и ч т о, то не воображай, что бывшее н е ч т о тебе снова поднесут на блюдечке с каемочкой, другое приходит, но приходит не к тому, кто теряет… Молодой хозяин старательно изображал беспечность, веселье, а в глазах светилась наглость… А что, Сивриев ждал иного? Надеялся, что с музыкой будут провожать?

— С музыкой? Это неплохо, — попробовал он подделаться под злобно-полушутливый тон.

— Вот с такой. — Илия сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул.

— И я, поджав хвост…

— А ты как думал? Не зря говорят: не лезь на рожон. А целое село — серьезный рожон, а? Народ — великая сила. Кто сказал? Не помню, а учил когда-то. Я ведь до последнего класса доучился и в слабаках не числился. Но земля потянула…

— И так потянула, что ты устроился учетчиком на ферму, вместо того чтобы пойти в поле.

— Землю я люблю ради благ, которые может извлечь из нее человек, а не ради красот природы.

Да, молодой хозяин точен в своей собственной характеристике и настолько искренен, что ему нельзя не верить. Точность определения Тодор замечал в нем и раньше, в том, как он определяет кратчайший путь к цели, не разбрасываясь на множество средств достижения ее, — прием, который ему откуда-то знаком, хотя сейчас не приходит в голову, у кого еще он наблюдал его. И будто в подтверждение своей мысли, услышал:

— Так чего ж ждешь? Сказал, что подашь в отставку, — подавай!

— Видно, крепко мешаю я тебе… любить землю на свой манер. Значит, хочешь, чтоб меня здесь не было?

— Не только я. Другим ты тоже не особенно мил.

— Если б я услышал это от кого-нибудь другого, от тети Велики например, я бы подумал… Серьезно подумал и, может быть… поджал бы хвост. Но так как инициатива исходит от тебя, то я себе говорю: не стоит.

Илия плел дальше, стараясь придать своим словам многозначительность: народу, а значит, и ему, Илии, больше подходит то, что предлагает власть наверху, а не то, что взбрело в голову Сивриеву… Говорят сверху: давайте больше помидоров, перцу, фасоли — населению нужны консервы. Народ — пожалуйста! Что хорошо другим, то хорошо и югнечанам. Главное — всем выгода. А у болгарина от рождения нюх на нее.

— Хочешь, скажу, почему я против? — прервал его Сивриев. — Потому что предложение сверху по душе прежде всего таким, как ты. Вы далеко пойдете с вашей «любовью к земле». И как подумаю об этой перспективе, так некий голос шепчет мне изнутри: «Всуе! Всуе!» Слова слышу, а, убей, не могу понять смысла их. Может, ты растолкуешь, как способный ученик?

Отпрыск деда Драгана прищурился, словно целясь в него. Почему бы и нет? Растолкует, если он так уж настаивает. «Всуе, всуе!» означает вот что: «Всуе учился ты, Сивриев. Науку постиг, года немалые, должность хорошая, а ни кола ни двора. Всуе все». И еще: «Правление показало тебе от ворот поворот, и собрание покажет, и сверху по головке не погладят за своеволие… Всуе, Сивриев, ум твой…» Вот смысл какой в словечке этом, закончил он и, задрав гордо голову, прошествовал в дом.

Разве раньше посмел бы кто так говорить с ним? А сам он стал бы разглагольствовать с таким подонком, как Илия? А вот ведь, не только дослушал до конца, но даже позволил, чтобы последнее слово осталось за ним. С ним, с Тодором Сивриевым, явно что-то происходит, он что-то теряет, он уже не прежний и сам не знает, к добру ли эти перемены.

Милена и дома была все так же возбуждена, взволнована. У него на работе черт-те что, а она целый день носится со своим назначением! Сказать ей, что шанс, на который она уповает, никогда еще не был столь несбыточен, как сейчас? Но стоит ли тревожить ее, когда с ним самим неясно? Лучше подождать неделю-другую: или с ним все будет кончено, или в делах появится определенность… Он вспомнил, чего ради явился пораньше — ради прогулки. Встал у окна и долго глядел на пологий склон.

— Андрей дома?

— Во дворе играет.

— Пойдем погуляем? Втроем. На Цинигаро.

Она была настолько потрясена неожиданным предложением, что в голосе ее прозвучало сомнение:

— Втроем? Сейчас?

Все еще глядя в окно, он подумал, что никогда раньше не мог выкроить для них времени и только теперь… Сказал, чтоб они собирались и шли, а он догонит, сам же спустился вниз, на узкую площадку у самой воды, огороженную наподобие террасы, — нужно было взять себя в руки. Вслушиваясь в отдающийся от стен каменного ложа грохот, он припомнил, как два с лишним года назад он впервые услышал шум реки и ужаснулся: как же здесь жить, не уснешь, на что дед Драган ответил: «С хорошим, как и с плохим, свыкаешься. А когда дом стоит над быстрой, сильной рекой, это хорошо. Даже если захочешь забыть, что ты песчинка на этом свете, так река не даст. Запиши и запомни». Так и вышло. Он очень скоро свыкся с шумом, грохотом, как свыкаешься с новой одеждой, с новой шапкой, новыми ботинками, свыкся настолько, что будет тяжело, если придется расстаться с хаосом звуков, отражающим устремленность движения. Такое же буйство звуков неслось над рекой и тысячи лет назад. С точки зрения вечности время его пребывания в Югне — всего лишь миг! Может ли этот факт, однако, служить оправданием тому, что он не успел оставить заметного следа на югненской земле?