Лев Сокольников - Распишитесь и получите

Как принимают новорождённых в иных землях автору неведомо, но отечественные повитухи шлёпают прибывшего по заду и ждут ответ: заорал младенец от первого незаслуженного наказания — хорошо, включил лёгкие в работу, жить будет, а незаслуженное наказание забудется, мал помнить первый шлепок по заду.

Автору профессиональные приёмы повитух не понадобились, и как повествуют семейные хроники: начальный момент выхода младенца не отличался от выхода миллионов других младенцев, ординар, но как только вышла голова и была очищена от ненужных биологий — младенец открыл глаза, рот и неокрепшим голосом завопил:

— Не хачу, не жалаю, бляди, верните на место! — принимающий врач в звании «профессор» удивился, не потерял самообладание и возразил:

— Тебя звали? Нет, сам выходил, вот и возвращайся на прежнее место самостоятельно, нечего скандалы затевать! Огорчу: назад ни у кого ходу не было и не будет, нынешний лозунг «только вперёд», других нет. И сколько собрался пробыть в утробе матери, срок? Год, два, пять? Дольше? Может, скажешь, как твою персону на прежнее место затолкать? — прибывший замолчал, скосил мутные глаза на доктора, прекратив словесное буйство ворчанием:

— Сиську хочу…

— Требование естественное, законное, будет сиська… две.

Это был единственный случай в практике врача, отдавшего многие годы родовоспомоществованию (ныне «перенаталом» зовётся).

Устные семейные хроники добавили слова профессора:

— Да-а, сударыня, далеко не ординарное дитя явили миру — всех рожениц, без различия, профессор величал «сударынями».

Факт нежелания младенца выйти в мир доктор (профессор) описал латынью, было, приготовился послать описание редкого явления в заграничный медицинский журнал, но вспомнил в какое время живёт и остановился: «рискую, ныне власть в руках дураков и подлецов, чего доброго ума хватит шпионским донесением засчитать… Тогда конец, сгину, как пить дать сгину…» — и спрятал записи «от греха подальше».

В тридцать седьмом благословенном двадцатого века старое сердце профессора отказалось служить и увело тело в бессрочный отпуск.

Сын, разбирая отцовы бумаги, нашёл записи, зная латынь прочёл:

— Прости отец, но такого быть не могло, рассказ выжившего из ума — и предал записи огню.

Один случай отказа выйти в мир не прояснит причину, всякому чуду нужен десяток случаев, чтобы чудо потеряло звание, один факт останется чудом, как и воскресение из мертвых.

Столь грандиозное явление свершилось в родильном отделении третьей городской больницы губернского града, не исчезнувшего до сего дня и стоящего на реке средней глубины, скорости течения и не совсем чистой воды. Река поминается в российских учебниках географии «правым притоком Волги».

Имя реки, делящей город на две части, трогает умы горожан не выше уровня источника питьевой воды.

В черте города водная артерия выглядит полноводной, иначе нельзя, город губернский, и река обязана выглядеть не районной речушкой мелеющей в летнее время, но серьёзной водной артерией. Полноводность фальшивая, держится на плотине за чертой города, а когда нужда (весенний паводок) открывает створы гидросооружения — водные остатки теряют звание «река» и довольствуются «речушкой».

Ничем выдающимся река похвалиться не может, великих битв на берегах водной артерии не случалось, в основной длине водяная артерия не судоходна, но льстит званием «правый приток могучей Волги».

Без малых притоков великих рек не бывает, всякое большое славится малым, и отведи насовсем наш ручеёк в сторону — великая река далее пересыхающего ручья не утечёт.

Понимание собственной значимости распрямляет плечи, меняет осанку, а лысина, отразив тонкий лучик славы, гордо откидывается назад.

Многие города отечества за годы непутёвой истории своей меняли названия, но город моего явления в мир оставался стойким и не менял окраску в исторических пертурбациях («заварухах») Такая стойкость имеет объяснение: большие исторические деятели с неуёмной тягой менять названия городам забывали о городе моего рождения.

Откатив во временную глубину, окажемся в точке, когда городу было подарено звание «губернский», но как город шёл к почётному званию — тщательное, многостраничное выяснение в повесть не входит, а короткое и вольное выглядит так: губернским город стал после прибытия первого губернатора, в отечестве не города делают губернаторов, но губернаторы города, и пример тому стольный град.

За века стараниями градоправителей многое в облике города поменялось в лучшую строну, даже памятники появились, и если так будет и впредь — есть опасения, что древний купеческий город превратится в нью-столицу.

Р-революционные смуты в столицах российской империи мало коснулись города, а потому вносить проходившие события в графу «благо», или «беда» автор оставляет под вопросом. Непонимание большей частью горожан сути проходящих событий граничило с безразличием:

— Мы-то чего поделать можем? — вопрошали горожане окружающее пространство, и не получив указаний на действия продолжали смотреть сны и толковать виденное в свою пользу:

— Говно видел… много говна, еле ноги вытаскивал…

— Говно к деньгам, жди прибыль…

— У кого-то говно из сонного видения в деньги превращается, а уменя говно говном и оборачивается..

Безразличие к происходящему в столицах, будь оно каким угодно ужасным, шло на пользу горожанам и помогало выжить в трудные годы отеческой истории:

— Кому нравится шуметь — пусть и тешатся на здоровье, а мы как-то и в тиши поживём.

— Мать, кто встречал сынка у выхода?

— Старый такой доктор, с бородкой.

— На Ивана Сергеича Тургенева, земляка нашего, похож?

— Не помню фамилию, вроде профессором называли.

— Ну, да, в рядовой губернской больнице — и профессор. Ни много чести сыночку? А с другой стороны в отечество пришли такие времена, что и профессорам дозволялось трудиться в губернских городах. То-то, смотрю, тянет к высоким материям! Вот оно, время открытия тайн!

С заявлением сверху о «щастье детей страны савецкой» автор готов согласиться:

— Так и есть, после шести безоблачных лет пришла война, коя народу безоблачной не показалась.

Издревле известно: военные забавы единицам наверху приносят «народную память в веках», а прочим остальное и худшее, что содержит война.

Истина о героях и рядовых выясняется в мирное время. Позже, когда накал страстей приходит к температуре не выше человеческого тела…