Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

Но между сосен уже блестел залив, огромной серебряной каплей вдававшийся в берег, и чем ближе подруги подходили, тем было светлее. За день вода собрала столько света, что ночь обходила пляж стороной – лесными тропами, аллеями, комнатами, в которых спали младшие девочки… или, может, не спали, с завистью глядели на угол тренировочного зала… А здесь даже ветер с залива дул серебристый, и тёмными казались фигурки, сидящие в кружок впереди и чуть левее того места, на которое вышли Ксения и Вика.

– Вон они, голубчики… Шашлык, что ли, жарят?

– Не знаю, – Ксения повела носом, ловя аппетитный дымок, – с чесноком?… вряд ли. Наверное, охотничьи сосиски.

Она хлопнула себя по животу: хватит бурчать, потерпи. Ну, пропустила ужин, подумаешь… Михаил Леонидович добрый, но надо и совесть иметь.

Костёр был небольшим и совсем бледным в сиянии залива. Подруги подошли, осторожно ступая, чтобы не начерпать кроссовками песка, и остановились за спинами Петра Павловича и Надежды. Это был талисман клуба, взрослая пара, занимавшаяся в нём со дня основания. Танцевали они для удовольствия, не желая ни с кем соревноваться, и оттого не обросли колючками, как уже стала обрастать Даша… а про Вику нечего и говорить, она всегда была ежистой. И Ксения была, но за год как-то отмякла и теперь не может понять: хочется ли ей прежней брони, или всего, что было, – но без неё?…

За все годы, что Ксения знала Петра Павловича с Надеждой, они, так же как и тренеры, почти не изменились. Он – высокий, угловатый, лопоухий, уже сорокалетний, но до сих пор хулиганистее пацана. Это Пётр Павлович два года назад, перепугав девчонок, взорвал под окнами петарду в день рождения жены, а прошлым летом он подговорил ребят нарядиться папуасами, раздобыл им краску для лиц, пятнистую одежду будто бы из шкур ягуара… Потрясая деревянными копьями, распевая вздор на мотив «Happy Birthday», эта банда заявилась на ужин, и Пётр был главным дикарём. Что-то выдумает на этот раз?…

У них есть сын Вася, но он не танцует, занимается выездкой. Ксения однажды гостила у него в конюшне, кормила лошадей морковкой и каталась по вольеру на старом, смирном пони. Теперь ей нужен высокий конь, иначе ноги будут шаркать по земле…

Виктория, которая всегда была с Петром Павловичем запанибрата, стукнула кулаками ему по плечам, стала их мять, щипать и поколачивать.

– Осторожнее, не сломай, – сказала Надежда.

– Солнце, если даже тебе это до сих пор не удалось, чего ты ждёшь от ребёнка? – ответил Пётр Павлович.

– Да где же ты видишь ребёнка? Детки выросли давно, а ты проспал!

Они часто так разговаривали, словно перебраниваясь не всерьёз…

– Не ругайтесь, вот и вам, чтобы не завидовали! – и Ксения надавила длинными пальцами на плечи Надежды.

– Ой, Ксюха, ну у тебя и клещи! Смотри синяков не наставь.

– Извините, – она рассмеялась, – буду осторожнее.

Ксения поняла, что ещё переживает историю в курилке и так стискивает пальцы, будто перед ней сидит эта дурная Лида. Но злости уже не было, и, заглаживая вину, Ксения прикоснулась к плечам легче вечернего бриза.

– О, вот так здорово… Сейчас усну, понесёте меня домой, – Надежда расслабленно запрокинула голову, перекатила с плеча на плечо… Виктория ладошками закрыла глаза Петру Павловичу.

Кроме Петра и Надежды, на коротком бревне, на пеньках, на перевёрнутых ящиках вокруг костра сидели Костя с Ниной, Дима с Катей, Ирина Сергеевна и незнакомые Ксении двое мужчин и женщина лет тридцати. Вдавленные донышками в песок, стояли бутылки с пивом и вином, чуть в стороне дымился низенький мангал, и дымно-чесночный запах то окутывал компанию, то отлетал к каменистому мысу.

Вика поздоровалась с незнакомыми, представила им Ксению, и она вновь, как и в школе, на секунду захотела стать меньше ростом. Опустила взгляд и отдёрнула, увидев грудь с маленьким коричневым соском в вырезе Надеждиной кофты… Всё не слава богу… только бы не покраснеть! А эти трое не сводили глаз… Отвлёк от них Владимир Викторович: он подошёл, с кем-то недовольно говоря по телефону, склонился над мангалом и повернул шампуры. Распрямился, бросил в трубку: «Ну, всё, не грузи меня. Я отдыхаю, пока», – убрал в карман, сел рядом с Ириной Сергеевной и обнял её за талию. Ирина взглянула на него, вопросительно подняв тёмные брови, он что-то шепнул на ухо: она фыркнула в ладошку и, покачав головой, сказала:

«Вот же дятел…» Словно в ответ, из леса донеслась долгая пулемётная дробь. «Он согласен!» – шёпотом воскликнула Ира и залилась тихим смехом, откинувшись на плечо Владимира.

В костре выстрелило полено, брызнуло искрами, задымило, заставив Костю с Ниной поморщиться и взмахнуть руками, а потом огонь вновь разгорелся, такой же ровный и бледный. «Садитесь, девчонки», – сказал Пётр Павлович и, хрустнув коленом, поднялся с высокого ящика. Ксения с Викой вдвоём примостились на нём, поёрзали, чуть потолкались – вроде, удобно…

Ксения давно уже понимала, что у Владимира Викторовича есть своя жизнь, закрытая для посторонних, и что все ребята из клуба – кроме, может быть, Кости с Ниной, – становятся для него посторонними, как только заканчивается работа. Наверное, это правильно, таким и должен быть тренер. Но Ирина… Он и её забрал с собой – всю, целиком?… или хоть каплю оставил? Спросить бы её, как они летели… какая там столица… Буэнос-Айрес? Это ведь часов двадцать в воздухе, не меньше! Самолёт парит над невидимым в темноте океаном; Ирина, опустив ресницы, вяжет крючком что-то невесомое, Владимир глядит на неё и, отодвинув штору, на луну за иллюминатором… Вдруг она уходит вверх, пропадает из виду, и лишь так можно понять, что самолёт поворачивает. Вокруг чужие люди, тихие разговоры на испанском – и они вдвоём, касаясь друг друга плечами, только что перенеслись из зимы в лето…

– Слушай, а кто она теперь? – одними губами спросила Ксения. – Ирина Сергеевна Бауэр?

– Не-ет, – почти беззвучно протянула Вика, – Ермакова, как и была.

– Спой что-нибудь, Димка, – попросила девушка из незнакомой компании. – У тебя классно выходит.

Дима, сидящий напротив Ксении, – худенький, с больших очках с чёрной оправой – достал откуда-то гитару, взял несколько аккордов, липнущих один к другому, как магниты, кашлянул, гулко дёрнул басовую струну и заговорил нараспев:

«Венский вальс, – отметила про себя Ксения, – только бы надо помедленнее…».

К низкому, хрипловатому голосу Димы прибавились другие: резкий и чуть носовой – Бауэра, звонкий – Ирины Сергеевны, едва различимые, тише ветра – Кости с Ниной… И голоса этих незнакомых; имена их, названные Викой, вылетели из памяти. Один из них сфальшивил раз, другой и замолчал. Пётр Павлович, стоя возле мангала, удивительно точно подсвистывал. «И так денег нет», – ворчливо сказала Надежда… Ксения впервые слышала эту песню, но быстро уловила мелодию и подтянула сперва без слов, а потом стала, не ошибаясь, угадывать окончания строк.