Анри Труайя - Рассказы

— Я знаю, что вы любите, — говорил он, — вы попробуете вот это, это и это, а выпьете вот это!

Если гость отказывался, он кричал:

— Марта! Нашему гостю больше не нравятся ни ваши пирожки, ни ананасовый сок!

Гость, смеясь, возражал, а господин Цитрин, тоже посмеиваясь, потирал руки, покачивая головой, и повторял:

— Ни пирожки! Ни ананасовый сок! Ничего не понимаю. Но, может, выпьете хоть немного апельсинового напитка?

Гость наконец давал себя уговорить, и господин Цитрин радостно подмигивал и приговаривал:

— Постойте! Постойте! Постойте! А я уже решил, что вы не голодны! И не хотите пить!

Когда гость уже угощался, господин Цитрин заводил с ним медленный разговор на какую-то общую тему, например, о будущем сельского хозяйства во Франции, либо о влиянии пейзажа на характер человека, либо о том, как было бы хорошо построить «деревню братства», где все друзья господина Цитрина жили бы каждый в собственном маленьком домике.

Он говорил, зажмурив глаза, время от времени быстро облизывая губы так, будто кто-то нарочно намазал их медом. Эта мимика и эти разговоры, которые постороннему могли бы показаться странными, были у господина Цитрина проявлением искренней радости. Он всегда радовался каждому гостю, независимо от того, кто приходил. Каждый раз его удивляло и приятно поражало, будто незаслуженная им награда, то, что кто-то, кто бы он ни был, побеспокоился, зайдя к нему. Правду говоря, ему нравилось быть всеобщим любимцем. Это чувство могло бы перерасти в манию, если бы господин Цитрин не жил в таком благоприятном окружении. Поэтому после несчастного случая его удручала далее не так потеря памяти, как то, что ему придется уехать из города, в котором все знали и уважали его, туда, где никому не будет до него дела. Он так, наверное, и не решился бы на эту поездку, если бы не уговоры друзей, угрозы Оврей-Пелиссака и твердое обещание, что старуха Марта поедет вместе с ним.

Вот уже два месяца он в Париже, а до сих пор жалеет, что дал себя уговорить. Но впрочем, делалось все для того, чтобы он не замечал неудобств, связанных с таким неуместным изменением в его жизни. Хотя он и нанял в Нейи полностью меблированную квартиру, старуха Марта сделала так, чтобы оформление комнат напоминало ему их домик в Меце. Особенно она позаботилась о письменном столе, за которым господин Цитрин долго и охотно сидел. Если бы не серая стена соседнего каменного здания, которая затеняла окно, можно было подумать, что это их гостиная в Меце, где господин Цитрин угощал когда-то своих многочисленных друзей. Заботливая служанка привезла с собой даже коллекцию настенных часов, которой ее хозяин особенно гордился. Часы эти имели круглые, продолговатые, звездчатые, раскрашенные и покрытые странными отверстиями циферблаты, тикали, звонили и мелодично били, когда им вздумается, под колпаками из гладкого стекла. После сытного обеда господин Цитрин, как и когда-то в Меце, засыпал в кресле под их тихую музыку. Но каким грустным и невыносимым было пробуждение! Комната, в которой так быстро наступают сумерки. Тишина, в которой едва слышно тикают часы, и когда по улице проезжает грузовой автомобиль, изредка зазвенит хрустальная подвеска люстры, или задрожит оконное стекло, один-единственный стакан на столике, одна-единственная тарелка. Господин Цитрин никак не может забыть, что он одинок в этом городе и никому не нужен.

Он поднимается, съедает три пирожка, выпивает стакан ананасового сока, просматривает газету, подходит к окну, смотрит на улицу, по которой мягко катят машины, и в изнеможении вновь опускается в кресло. Сегодня никто к нему не придет. Даже Оврей-Пелиссак навещает его по вторникам и пятницам, затрачивая на осмотр не более получаса. Отчаявшись, господин Цитрин приказывал принести свою коллекцию марок и, медленно листая страница альбомов, долго ее рассматривал. Вот так он листал альбом, кончиком ногтя поправляя марки, высунувшиеся из ячеек, и ему становилось противно от того, что он плотно пообедал, что он сидит вместо того, чтобы двигаться, что к нему никто не пришел и ему не на что надеяться.

Прожив в одиночестве месяц, господин Цитрин впал в глубокую депрессию, близкую к неврастении. Поэтому он очень обрадовался, когда Оврей-Пелиссак предложил ему нанять кого-нибудь, кто мог бы повсюду его сопровождать.

Жан Пиге должен был приступить к работе на следующий день. Целый вечер они с Мартой готовили комнату для молодого человека. Пока Марта взбивала перину, застилала бумагой полочки в шкафу и протирала мебель, господин Цитрин больше заботился о необходимых мелочах, без которых невозможен уют. Он налил чернил в чернильницу, очинил карандаши и разложил их слева и справа от бювара, поменял перочистки.

— Зря вы так стараетесь для какого-то чужака! — ворчала Марта. — Я совсем не против, чтобы кто-то пожил у нас день-два, — пускай себе, но не дольше — избави Бог! Да еще пускать совершенно незнакомого человека! Конечно, вы скажете, что у него вид порядочного человека! Ну как же! Видала я таких порядочных, моя сестра сдавала одному комнату.

Господин Цитрин слушал ее разглагольствования со снисходительным видом. Впервые за много лет ему было безразлично мнение Марты.

Господин Цитрин медленно гулял по Булонскому лесу. Время от времени он останавливался, чтобы полюбоваться стволом какого-нибудь дерева или зеленой лужайкой, и быстрым взглядом окидывал ближайшие окрестности. Но он был слишком близорук, чтобы заметить кого-нибудь на значительном расстоянии, и поэтому уже во время этой первой прогулки Жан Пиге искусно следил за ним, находясь достаточно близко. Только один раз господину Цитрину показалось, будто он заметил тонкую фигуру юноши. Да и то он не был уверен, его ли это компаньон стоял на повороте аллеи и утирал пот со лба носовым платком размером с салфетку.

Эта игра в прятки весьма развлекала господина Цитрина. Он прибегал к хитрости, возвращался назад, петлял, переходил напрямик по лужайке, чтобы снова вернуться на то место, где только что стоял. Он запыхался, вспотел, но весело посвистывал, словно мальчишка. Хотя под конец прогулки господин Цитрин опомнился: конечно, он вел себя просто возмутительно. Он должен был бы вести себя непринужденно, будто никто вовсе и не следит за ним. А он еще и развлекается, усложняя парню и без того хлопотное дело. Хватит, он не будет больше оглядываться. Ему было нелегко выполнить это намерение. Ощущение, что за ним следят, а он не может ответить тем же, надоедало ему, как зуд. Его раздражало чужое неотступное присутствие, цепкий взгляд, впивавшийся ему в спину. Иногда господину Цитрину казалось, будто расстояние между ним и Жаном Пиге начинает сокращаться и юноша дышит ему прямо в затылок. Иногда, наоборот, он вроде неожиданно отдалялся. Он оставался в одиночестве. Но вот юноша догонял его, и господин Цитрин снова оказывался в поле его внимания.