Герчо Атанасов - Провинциальная история

И вдруг это кровоизлияние, начавшееся вчера под вечер. Евлогия первая поняла, что́ с ним, она бросилась к телефону, побежала за соседями. Почти круглые сутки врачи боролись с бедой. Стоил не открывал глаз и дышал при помощи кислородной маски, издававшей устрашающее шипение, когда ее снимали. В квартиру были доставлены мониторы, всякого рода аппаратура, электрокардиограф, медикаменты.

К семи часам приехал Бонев, во второй раз сегодня. Он постоял перед белым как полотно Стоилом, опутанным проводами и трубками, затем отошел в сторонку с главным врачом и прибывшим из столицы профессором.

Несчастье случилось в тот самый день, когда Караджов утренней порой следил за Стоилом из машины. Это было даже не несчастье, а какая-то нелепость. Стоил вышел из окружкома и направился домой. Прошел по улице, которой ходил каждый день, свернул на аллею парка, поднимающуюся к его дому. И тут позади него из-за кустарника, еще не сбросившего листву, выскочила худая женщина в старом пальто со свисающим шарфом, настигла ничего не подозревающего Стоила и чем-то огрела его по затылку.

— Убийцы! Убили моего братика, это ты его убил, вот тебе за это… — вопила она на весь парк.

Оглушенный ударом, Стоил мягко рухнул на землю у ног умалишенной. Из его затылка струилась кровь и уходила в мокрый песок. Увидев кровь, женщина ахнула, отшвырнула небольшой круглый булыжник и хотела было убежать, но затем вернулась, присела на корточки у неподвижного Стоила и запричитала писклявым голосом:

— Ох, миленький ты мой, ох, добренький ты мой, дал пенсию за моего братика, ох, родненький, как же ты сладко у меня уснул…

Сбежался народ, их окружили, чьи-то мужские руки схватили юродивую и потащили ее, а она неистово завыла:

— Дайте ему кровь, нешто не видите, что он проливает кровь на могилу моего брата!.. Дайте ему кро-о-овь!

Прибежали работники окружкома партии, среди них был и потрясенный Бонев. Через несколько минут подъехала «скорая», врачи посовещались, уложили Стоила на носилки и увезли. На месте происшествия собралась толпа. Подоспела милиция, движение по бульвару было на время приостановлено. Бонев сказал несколько слов офицеру, прибывшему на «волге», и отправился в больницу.

В тот же день из Софии приехал профессор-консультант. Так началась борьба за спасение Стоила, длившаяся несколько дней подряд. И усилия врачей были не напрасны: опасность миновала. Стоил пришел в сознание, и, после того как упорно просил об этом, его перевезли домой, оставив под строгим медицинским наблюдением.

Все эти дни город жил несчастьем, которое стряслось с Дженевым. Не обошлось и без слухов, когда нелепых, когда злобных, — рассказывали, например, что бывшая жена Дженева, Мария, переодевшись цыганкой, подкараулила его и пыталась убить. Были и другие предположения. У больницы собрались рабочие и служащие завода, соседи со всего квартала — им не терпелось что-нибудь узнать о состоянии его здоровья. Многие, особенно женщины, приходили с цветами.

Каждый день в больницу являлся Бонев и почти всякий раз заставал там Крыстева и Белоземова. При виде собравшихся Бонев все больше злился на юродивую и думал, что в какой-то степени и он виноват в случившемся. Накинув на плечи халат, он заходил в палату, садился у койки. Стоил лежал с закрытыми глазами, неподвижный и почти бездыханный. Лишь время от времени удавалось заметить, как слегка поднимается его грудь. У изголовья было много цветов, а сам Стоил казался маленьким, как бы терялся в сверкающей белизне постели. Вместо того чтобы скрасить обстановку, цветы создавали похоронную атмосферу. Бонев долго не выдерживал и выходил в коридор покурить. Неужели камень сумасшедшей окажется сильнее жизни? — думал он. Неужели больше не увидеть Стоила на ногах, с сигаретой в руке, не встретить его умный, немного усталый взгляд?

В коридоре Бонев чаще других видел Евлогию. Он невольно обращал внимание на ее измученный вид, твердость взгляда, сжатые губы. На его вопросы она отвечала кратко, почти сердито.

Прошло несколько дней, и Стоил окончательно пришел в себя, начал разговаривать и принимать пищу. Но тут нагрянула новая беда — участились провалы памяти. Вполне нормально разговаривая, он вдруг замолкал, уставившись в одну точку, и на вопросы врачей либо не отвечал, либо говорил, что не помнит. Забывал имена близких, названия вещей. Порой это его состояние длилось долго, иногда — считанные минуты. Врачи молчали, видимо, ждали чего-то, но Дженев занервничал и настоял, чтобы его отпустили домой. Там он рассчитывал поправиться скорей.

В один из субботних дней в больницу отправилась и Диманка. С тех пор как она узнала о покушении юродивой, она словно окаменела, боялась навестить Стоила, боялась даже справиться о его здоровье. Когда до нее доходили вести о состоянии Стоила, она твердила про себя: пока жив, есть надежда.

Перед тем как отправиться в больницу, она долго выбирала в магазине цветы — то розы, то гвоздики или каллы — и в конце концов взяла нарциссы, небольшой душистый букет, и пошла заплетающимися ногами к неврологическому отделению. Но в проходной Диманке сказали, что Стоил уже дома. Это не принесло облегчения — она побрела обратно с букетом в руке, мучительно раздумывая, что же произошло, почему его так скоро выписали. Все эти дни она не находила в себе сил помочь Евлогии или хотя бы побыть с нею. Поймут ли они ее, простят ли?

Лишь на полпути она поняла, что идет к Дженевым. Ей открыла Евлогия, какая-то медсестра сидела на диване и листала иллюстрированный журнал. С первого же взгляда Ева прямо-таки поразила Диманку — до такой степени она изменилась. Они поглядели друг другу в глаза, и Ева, всхлипнув, уткнулась лицом в Диманкино плечо. Потом увела ее в свою комнату. Сестра проводила их взглядом.

— Я знала, что ты сегодня придешь, — сказала Евлогия. — С вечера я немного вздремнула и увидела тебя во сне. Ты шла к нам с зажженной свечой.

Диманка вздрогнула.

— Может, это к добру, — добавила Евлогия.

Диманка сгорала от нетерпения увидеть Стоила, но не решалась сказать об этом. Наконец она спросила:

— Эта женщина, сумасшедшая, она знала отца?

— Приходила к нему на завод насчет пенсии за брата… Затянули с этим…

— Кто затянул?

— Дирекция… Бывшая.

— Это случайно не… — торопливо спросила Диманка.

— Не знаю, — вздохнула Евлогия.

Диманку охватила тревога: неужто к этому причастен Христо?

— А отец, он когда узнал о пенсии? — не могла успокоиться Диманка.

— Ох, тетя Дима, не спрашивай меня! Думаю, давно, но что из того… Хочешь чаю?

Диманка отказалась, она снова чувствовала себя скованно.

Евлогия выключила чайник.

— Главное, чтобы папа поправился, — проговорила она, звеня чашками.