Любош Юрик - И придут наши дети

Порубан по местному телефону вызвал секретаршу и попросил у нее кофе. Гелена Гекснерова, улучив момент, тут же вывалила главному все последние сплетни, собранные по редакции: во-первых, некто (не буду называть!) видел Прокопа и Катю Гдовинову в ее машине; во-вторых, из суда пришло уведомление о наложении ареста на зарплату Климо Клиштинца, поскольку его сын, говорят, обокрал с ребятами какой-то ларек, а отец теперь должен возместить ущерб; Мариану Валенту, это в-третьих, пришло срочное письмо из Праги, отправитель — Чехословацкое радио, международный отдел; в-четвертых, ответственный секретарь Оскар Освальд вчера снова поругался с шофером редакции Филиппом Трновским, то есть с Файем, потому что он приписывает километраж и сверхурочные часы; в-пятых, Микулаш Гронец и Матуш Прокоп ушли рано утром на рыбалку, и потому их до сих пор нет в редакции; а в-шестых, Имрих Коллар, бывший заведующий отделом социальной жизни, который уже полгода как нетрудоспособен, жаловался, что его никто не навещает, что редакция о нем забыла, словно его нет на свете. И, в-седьмых…

Главный попросил ее принести на подпись документы и позвать ответственного секретаря. Когда Гелена вышла из кабинета, он подумал, до чего же она умеет вызывать раздражение вот таким потоком сплетен, но тут же, даже сам того не желая, вынужден был признать, что эти пересуды представляют для него определенную ценность, поскольку они показывают ему иное лицо редакции, более человеческое. Он размышлял о полученной информации и понимал, что в отношении некоторых событий ему придется занять определенную позицию.

Нужно спросить ответственного секретаря, что там с приписанным километражем, он знал, что шоферы идут на это для заработка; сделать выговор Прокопу и Гронцу за то, что подались на рыбалку как раз, когда запускается машина и в редакции по горло работы; надо поговорить с Валентом и узнать, когда он уезжает в США и кого назначить на его место. Он не был до конца уверен, нужно ли ему по-мужски поговорить с Прокопом о его отношениях с Катей Гдовиновой. Это был щекотливый вопрос: имеет ли он право вмешиваться в личную жизнь своих сотрудников? Он вздохнул и решил пока отложить Прокопа и Катю в дальний уголок своей памяти. Может быть, он еще вернется к этой проблеме. А может, и нет.

Заботы Климо Клиштинца он лишь зарегистрировал в памяти — в это он, действительно, не полезет, пусть Клиштинец сам разбирается со своим сыном. А вот с Имрихом Колларом — дело другое, рано или поздно, но он должен его навестить.

Гелена Гекснерова принесла кофе, и одновременно с ней вошел ответственный секретарь. Главный ежедневно встречался с Освальдом, чтобы иметь полное представление о том, как идет выпуск «Форума». Во вторник газета не только печаталась, но одновременно начинали поступать рукописи и для следующего номера.

— Двадцать шестой в типографии, — сказал Освальд. — Кроме репортажа Прокопа. Из типографии уже дважды звонили, мол, где это мы застряли. Старый Габарка с самого утра ругается, обозвал меня тупицей…

Главный невольно улыбнулся и указал рукой на стул, чтобы секретарь сел и успокоился. Он представил себе, как старый Габарка своим визгливым голосом ругает на чем свет стоит «серого кардинала» «Форума». Юлиан Габарка и его постоянное брюзжание были составной частью редакции, как весь казенный инвентарь, он стал своеобразной ее достопримечательностью. Габарка был наборщиком и провел всю свою жизнь в типографии, прошел через все типографские профессии, а теперь, когда газеты стали делать при помощи фотонабора и когда он одной ногой был уже на пенсии, его назначили заведующим производством. Между ним и ответственными секретарями всех газет, которые печатались в Пресс-центре, отношения были всегда напряженными.

— А Прокоп еще не пришел, — продолжал Освальд, и, хотя главный об этом уже слышал, он озабоченно кивнул головой.

— Надеюсь, ты это объяснил Габарке, — Порубан мягко улыбнулся.

Освальд махнул рукой.

— Ничего я ему не объяснил. Он не дал мне и рта раскрыть. Мол, если до десяти не принесу рукопись, он наберет тройку как есть, и что я…

Он не договорил, потому что главный рассмеялся. Ответственный секретарь насупился.

— Не наберет!.. — сказал Порубан миролюбиво.

— Нет, я так больше не могу! — Освальд чуть не плакал. — Человек всю душу вкладывает, а ему…

Главный отхлебнул горячего кофе.

— Когда Прокоп придет, пошли его тут же ко мне. — И, помолчав, спросил: — Ну а что там с двадцать седьмым?

— Репортаж о подпольных стройках готов, — быстро ответил секретарь. — Еще сегодня пошлю его в типографию, пусть Габарка заткнет свою глотку!

Порубан неопределенно кивнул: он читал репортаж, никаких возражений у него не было, и все-таки ему хотелось поговорить с Соней Вавринцовой. О чем?..

Он в задумчивости помешивал кофе и упорно старался понять причину своих сомнений, потом вдруг вспомнил деда Кубицу и комическую ситуацию с крольчатником в его саду, вспомнил, что хотел написать заметку о дачах, построенных нелегально, и подумал, что надо бы посоветоваться об этом с Соней.

— Ладно, — произнес он наконец, — посылай репортаж в типографию и пришли сюда Вавринцову.

Освальд сделал себе отметку.

— У нас готова и четырнадцатая полоса, — продолжал он. — Материал Фердинанда Флигера о детских игровых площадках.

Главный редактор не читал этот материал и снова подумал о том, что его на все не хватает и что очень нужен заместитель.

— Ты его читал? — спросил он секретаря и, когда тот кивнул, сказал: — Положусь на тебя. Отсылай.

— Можешь положиться. Если мы зашлем две полосы, то можно считать, что все идет по графику.

— Так. — Главный сделал паузу. — Еще что-нибудь?

Секретарь колебался.

— Да… Завтра наши редакторы едут в Банскую Каменицу. Просят машину.

Порубан пожал плечами.

— Пусть берут.

— Я уже дал распоряжение шоферу, знаешь, что он мне ответил? Что в прошлый месяц, мол, переработал и теперь требует отгулы. Мы, мол, не оплачиваем ему переработку. Я просматривал путевые листы — он приписывает километраж.

— Пришли его ко мне. Что еще?

— Больше ничего.

Когда ответственный секретарь вышел, Порубан быстро взглянул на часы и вытащил из груды бумаг материал Вавринцовой о подпольных дачах. Он хотел прочитать его еще раз, а потом посоветоваться с Соней, как можно помочь деду Кубице. Он уже пожалел, что связался с этим делом, но и отступить не мог.

Он хорошо знал суть проблемы: шесть тысяч дач построено без разрешения на строительство и лишь малую часть настигли финансовые санкции или решение о ликвидации незаконных построек. Дачи строились в самых заповедных местах, их строил каждый, кто хотел, достаточно было найти знакомых в национальном комитете или занимать какую-нибудь солидную должность. Безнаказанно обходились планы территориальной застройки, землеустроители самовольничали, и никто их не контролировал. Разрешения на строительство выдавались просто по знакомству или за ответную услугу.