Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

Старший брат Андрей собирал записи и имел раньше всех «Илеть» — вертикально поставленный маг с четырьмя дорогами. Ещё Андрей копил этикетки от жвачки и зачем-то постоянно составлял графики игр советской сборной по хоккею (если зимой) и футбольной команды (если летом). На их письменном столе, под стеклом, рядом с рожицей Донольда, лежал листок в клетку с затушёванными квадратиками по диагонали и результатами игр против каждой команды. Мы спрашивали Андрея, зачем ему это? «Так надо», — отвечал Андрей. Ну и ладно! А его записи мы иногда брали и слушали.

Но больше всего поразило другое. Лёнькин Отец как-то решил искупнуться, снял одежду, и я увидел на его теле множество наколок. Солидный, всегда молчаливый мужик, директор кондитерской фабрики — и вдруг портаки. Откуда? Шалости детства? Не похоже — качественные рисунки (мы уже в этом разбирались), такие делают только умельцы. Мы вон однажды Плисе на фаланге среднего пальца корону кололи — получилось вроде неплохо, а присмотришься — видно, что партачил любитель. Халтура. Так откуда у Бутина-старшего купола? Лёха по секрету поведал, что батя его когда-то в молодости за что-то присел. Было дело. Но умудрился сорваться из мест заключения, долго бегал и, в конце концов, вынырнул на Целине. Там, за доблестный стахановский труд его хотели представить к награде, но оказалось, что он в розыске. Неувязочка. Срок, вроде, простили, но и орден не дали. Зато на свободе.

Вообще-то стандартная история для тех лет, но я почему-то склонен в неё верить. Ведь отец у Лёньки руководил не только кондитерской фабрикой, а потом ещё и трамвайно-троллейбусным управлением, а это, я Вам доложу, ответственность, и кого попало на такую должность не назначают. У чекистов все ходы записаны, если бы хотели — кислород бы перекрыли. Значит, что-то мешало или наоборот помогало этого не делать. Кто теперь разберет? И зачем? У Лехи же батя спокойно работал и курил свою «птичку» и нас иногда подвозил.

Леху любила учительница по географии Эльвира Леонидовна. Он часто гладила его по голове, называла теской и говорила, что когда выйдет на пенсию, будет работать дворником, чтобы на свежем воздухе больше бывать.

Учительница по химии шутила по-своему: когда проходили химический элемент «бутин», она вызвала Лёньку к доске. Тот по привычке слово «бутин» писал с большой буквы, а она его шутя укоряла и громко говорила классу, как любит себя Леонид.

И ещё Лёха любил в новогоднюю ночь кататься на коньках. Типа, традиция у него была такая. «Белая лебедь» — задумчиво произнёс бы хриплым голосом Вицин, глядя в окно на каток. Но сказал он это не о Лёньке, потому что не видел, как Леонид катается ночью. А катался он классно. Пожалуй, что лучше всех нас, за исключением Хандая, наверно.

Валера Осипов заработал свою кличку из-за того, что постоянно нам рассказывал, как они с отцом ходили на хоккей, и как там классно играл Хандай — так звали одного из хоккеистов в команде «Локомотив», где, кстати, играл в то время Говорок. Про Говорка Валера вообще ничего не говорил. Но если б даже и говорил, то всё равно он был бы Хандаем: два Говорка в одном дворе — это перебор. Для краткости его иногда величали Хеша.

Если говорить про коньки, да, Валера катался хорошо. Кода-то он ходил в школу фигурного катания и даже в хоккей играл на фигурных коньках с зубцами на носу. Мы просили его исполнить тройной тулуп, но он мог подпрыгнуть и крутануться в воздухе всего один раз. Этого было достаточно — из нас никто так сделать не мог. Даже Лёнька Бутин.

Ещё Хандай отличался тем, что абсолютно не умел врать. Точнее, он врал постоянно, но это сразу было видно, как он ни старался. Например, лежим мы на крыше, загораем, смотрим: по Ангаре вдали движется моторная лодка.

— О, батя в запретку пошёл, — произносит Хандай.

— Чего? — изумленно спрашиваем мы.

До лодки, как до Луны: движется точка — разбери, кто в ней сидит. А Валера, как ни в чём не бывало:

— Батя, говорю, в запретку пошел. Лицензию достал. Наша лодка. Он сегодня собирался.

Чё к чему? И всегда вот так. Уже мужиком стал, семья, но приедет с охоты и начинает перечислять, кого добыл. Послушаешь — так весь лес перестрелял. Да, ладно — вреда-то никакого, а нам есть повод над ним посмеяться.

Плиса, правда, его чуть не ухлопал. Нож охотничий в двери кидал, а замкнуть дверь забыл. Хандай открывает — бац, нож такой хозяйский в груди точит. Валера в обморок. Плиса тоже, считай, в обморок. Но скорую вызвал. Приехали, нож вынули, залатали Хешу. Плису менты помурыжили. Обошлось. Хеша, если нас рядом нет, про свой шрам в районе сердца таких историй рассказывал! Родители его больше Серегу на порог не пускали.

Ну, а так парень нормальный был. После школы Валера Пожарку окончил. Работал, пожары всякие тушил. Нам рассказывал истории страшные. Мы и сами на мифы горазды, однако слушали — приятно, как он умел из ничего героическую поэму сочинить. Потом Хеша на тушении кабельного завода в Шелихове действительно совершил подвиг, но надышался там ядовитых веществ. Вот об этом он почему-то никому не рассказывал. Не рассказывал, как гостиницу «Сибирь» тушил, и пол под ним провалился. И только наш же приятель из параллельного класса и соседнего дома — его сослуживец Костя Сосновский вытянул Хешу из палящего ада за шланг, который Валера держал, как последнюю соломинку в море огня. Вот, всякую фигню сочинял, а как действительно о подвиге рассказать, так нет — у Валеры чего-то там перекрывало, и он стеснялся. Наверное, думал, что мы опять не поверим. Он же знал, что мы не очень-то верим. Прости, брат! Болел он долго после кабельного завода, но не уволился. Продолжал службу тащить. На охоту ездить. Детишек воспитывать.

А тут как-то Вовунька приходит и говорит:

— По городу пожарки носятся. Пожар что ли большой где-то?

Телевизор включили — вроде, нет. Ну ладно.

На следующий день звонит:

— Слышал новость? Валера Осипов умер.

— Хандай, что ли?

— Да. Это его вчера пожарки по городу везли.

Вот так новость, вашу мать! Был Валерка, и нету! Жаль! Хороший парень был!

Теперь, когда мы увидим лодку вдалеке, говорим: «О, батя в запретку пошёл», — улыбнёмся и вспоминаем Валерку.

Царствие тебе небесное, Валера.

Кеца, он же Леопольд Кудасов, он же Леонид Нециевскй, он же — наш корефан. Одноклассник Пинигина, Кеца был худощавым, долговязым подростком, не отличавшимся особой силой. Наверное, поэтому сверстники и прозвали его Кецой. После восьмого класса Кеца поступил в кулинарное училище. Он рос без отца, мать вкалывала в геологических партиях, и Леопольду ничего не оставалось, как самому пробивать себе дорогу. В кулинарном училище была возможность подхарчиться, а это уже много значило во времена талонной системы. Ещё он немножко фарцевал, что позволяло приобретать нестандартные вещи. В общем, всего понемногу. Несколько раз он бывал с нами на даче, где тут же влился в нашу с Вовой «пиратскую» команду и бродил наравне по болотам и местным буреломам. Его навыки, полученные в училище, были как раз кстати, когда закипал котелок. Лук и рогатку он быстро освоил, по вопросам Магния затруднений не было, кроссы он бегал не хуже других. Что ещё сказать? В футбол, правда, играл несколько нескладно, зато, когда пришла эра каратэ, Лёня, не раздумывая, поддержал наши инициативы, так сказать, и физически и материально, если приходилось покупать подпольные книги. А через пару лет все забыли, что Кеца был раньше слабым подростком. Его худоба была плюсом при растяжках, а рост стал выигрышным фактором, после того, как Леопольд подкачал мышцы.