Фрэнк Харди - Власть без славы

— Завтра же он будет отправлен обратно.

И он действительно отправил рояль обратно. Нет никаких сомнений, что это было сделано из-за Ксавье.

Он не был похож на других отцов. Ни разу на ее памяти никто из детей не обратился к нему за отеческим советом, ни разу он сам не пытался дать кому-нибудь совет. Мать живет отдельно от него, в своей комнате, и они разговаривают друг с другом, только когда этого нельзя избежать. Он разбил жизнь матери. Может быть, она и согрешила, но почему же тогда отец не порвал с ней или не простил ее?

Мэри догадывалась, что отец намеренно, в наказание, создал матери такую мучительную жизнь. Надо сказать, мать не без странностей. Боли, на которые она вечно жалуется и из-за которых часто остается в постели, видимо, воображаемые. Эти жалобы явно направлены против отца. Она чаще всего говорила о боли в спине в его присутствии, как бы стараясь уязвить его. Что скрывается за этим? И что скрывается за таинственными беседами, которые отец ведет по вечерам с подозрительными посетителями? Нужно ли верить слухам о том, что ее отец — тайный главарь уголовников и однажды даже велел бросить бомбу в дом начальника полиции. И так уже плохо быть праздной дочерью миллионера, а еще хуже, когда о твоем отце идет дурная слава. Архиепископу, конечно, известна репутация отца. Почему же он тогда знается с ним? Ясное дело — деньги!

Одевшись, Мэри спустилась в музыкальную комнату и села с книжкой у окна. Но она никак не могла сосредоточиться и опять погрузилась в раздумье. Что же ей делать? Ее своевольный нрав подсказывал ей один ответ — идти наперекор. Ну их всех к черту, не станет она слушать ни мать, ни отца, ни старикашку Мэлона. Она пойдет им всем наперекор. Но, конечно, это не выход.

Если бы только она могла излить кому-нибудь душу! К матери идти нет смысла — отец окончательно поработил ее. К Джо идти тоже бесполезно — он все обратит в шутку. Не помогут ни бабушка, ни Джон — они посочувствуют ей, но они оба верующие и всегда возмущаются, когда она без должного уважения относится к религии. А к отцу и вовсе незачем идти.

Ссоры с отцом не избежать. Бабушка, вероятно, слышала из разговора между матерью и архиепископом больше, чем сообщила ей. Кроме того, у бабушки безошибочное чутье в таких делах. А уж архиепископ наверняка расскажет отцу. Жди беды, Мэри Уэст!

Она твердо решила, что пойдет наперекор отцу. Он может запугать мать, и Джона, и всех кого угодно, но не ее, Мэри.

Мэри растянулась на кушетке и снова взялась за книгу. Но скоро усталость одолела ее. Рука, державшая книгу, медленно опустилась, книга упала на пол, и Мэри, закрыв глаза, крепко заснула.

Солнце стояло уже совсем низко, когда мать разбудила ее.

Нелли Уэст очень постарела. Ей не было еще шестидесяти лет, но она выглядела не многим моложе своей матери. Теперь это была женщина с расстроенной нервной системой, страдающая мнимым недугом, болезненно благочестивая и неуравновешенная.

Она с силой потрясла дочь за плечо.

— Проснись, Мэри, проснись!

Мэри пошевелилась, потом села, протирая сонные глаза.

— Который час? Я, кажется, уснула.

— Если бы вы, сударыня, возвращались домой, когда полагается, вы не уснули бы. Через полчаса будет обед. Но раньше я хочу поговорить с тобой.

Мэри притворно зевнула.

— Ну вот, мама, опять!

— Ты можешь сколько угодно надувать губы и говорить „мама опять“. Видит бог, я не люблю ссориться, но впредь я намерена держать тебя построже.

— Брось, мама, прошу тебя.

— Если ты не хочешь слушать меня, то, может быть, послушаешься кого-нибудь другого, — сказала Нелли, многозначительно подчеркнув последние слова. Затем, видимо полагая, что моральная победа за ней, Нелли вышла.

В борьбе, длившейся между Джоном и Нелли Уэст уже двенадцать лет, ни он, ни она не добились победы. Джону Уэсту не удалось сломить сопротивление Нелли, а Нелли не сумела вернуть себе любовь и доверие своих детей. Только Ксавье был по-настоящему привязан к ней. Остальные держались принужденно, хотя внешне и дружелюбно. Что именно детям известно о Билле Эвансе и рождении Ксавье — она могла лишь догадываться. Но они, конечно, знали достаточно, чтобы питать к ней невольную неприязнь.

Для Нелли ее роман с Биллом Эвансом отошел в область воспоминаний, не оставив ничего, кроме сожаления. О нем самом не было ни слуху ни духу с тех самых пор, как он уехал из Мельбурна, и годы залечили сердечные раны. Только Ксавье и натянутые отношения в семье напоминали ей о том, что она некогда согрешила перед богом и своим мужем. Она сдержала свою угрозу — возненавидеть Джона Уэста, но сейчас эта ненависть превратилась в тлеющий костер без пламени.

Джон Уэст растоптал мечты Нелли о любви, но наступила старость, и источник любви иссяк в ее сердце. Она пыталась мстить ему, притворяясь искалеченной, но добилась лишь того, что превратилась в мнимую больную. Мало-помалу Джону Уэсту пришлось вновь нанять слуг, но машину он так и не купил. Его запрещение Нелли выходить из дому тоже постепенно забылось, и она довольно часто посещала церковь и благотворительные вечера. Вопрос об отдельной комнате для Ксавье никогда не подымался супругами, чтобы не бередить гнойную рану. Миссис Моран однажды попыталась заговорить об этом с Джоном Уэстом, но, как после рассказывала Нелли, „он так взглянул на меня, что слова застряли у меня в горле“.

Нелли Уэст была глубоко встревожена поведением Мэри, но помочь дочери ничем не могла. Когда она с отчаяния попросила архиепископа поговорить с Мэри, она тотчас же поняла, что архиепископ, вероятно, все расскажет ее мужу. Одному богу известно, что теперь будет!

После того как мать вышла из комнаты, Мэри поднялась к себе. Через несколько минут в дверь постучал ее брат Джон и спросил:

— Ты здесь, Рыжик? — Джон часто так называл сестру.

— Входи, Джон.

Он распахнул дверь и торопливо вошел в комнату. Джон очень напоминал отца, но был выше и шире его. Тот же грушевидный череп, низко посаженные уши, непокорный вихор. Только ноги у него не были кривые, и он унаследовал не серые непроницаемые глаза Джона Уэста, а глаза матери.

— Ты влипла, Рыжик. Архиепископ разговаривает с отцом у калитки, и я слышал, как они поминали тебя. Бабушка же сказала мне сегодня, что она этого ждет, а она никогда не ошибается.

Мэри, пудрившаяся над туалетным столиком, быстро обернулась.

— Ты не пугайся, но я решил все-таки предупредить тебя.

— Спасибо, Джон, — сказала Мэри, подавляя страх. — Не беспокойся, я умею постоять за себя.

— Только не наговори лишнего, Мэри. Ты ведь знаешь отца. Не говори и не делай ничего такого, что может еще больше испортить дело. Не калечь свою жизнь!

— Есть о чем беспокоиться! Она и так уже искалечена!