Сергей Минутин - Скульптор и скульптуры

Надеждин был сто процентным мужичком. Уж если ему приходила в голову мысль о женщине, а вместе с ней и желание, то всё в Надеждине опускалось ниже пупка и требовало: «Вынь да положи». Раньше срабатывало без последствий. Раньше ему было абсолютно всё равно в кого быть влюблённым и с кем спать. Часто эти женщины и его устремления не совпадали, но его не мучила совесть и он никогда не чувствовал себя пустым и заброшенным. Что-то произошло в нём. Ас Надеждин был сбит. И теперь он лежал под еловыми ветками и смотрел вверх. Ветви ели были так густы, что неба Надеждин не видел. Но он видел, что мир над его головой живёт как ни в чём не бывало. Паучок раскинул паутину и ждёт свою муху, жук ищет место для зимней спячки…

– Как им хорошо, – думал Надеждин, – они обречены Богом всё делать правильно. Правильно ползать, правильно летать, правильно, по своему, по насекомому, жить. Даже если кто-нибудь из них зазевается и станет добычей другого или просто будет раздавлен ногой грибника, то и это будет правильно. Всё у них правильно. А у человека обнаружился интеллект. Ум – «маразум». И с тех пор, никто ничего не может понять. Что правильно? Что неправильно?

– И зачем я растратил столько сил и времени на женщин, которых совсем не любил. Эта запоздалая мысль привела Надеждина к мысли о своём возрасте.

– Раньше, – размышлял он, – я бы перемахнул это событие, как узкий ручей, одним махом, а теперь, – он сбил муху щелчком пальца с лацкана плаща прямо в паутину, – теперь, былое и думы. Для таких как Аннушка я уже старик, для таких как, окольцованная полубогиня, воспоминания о днях минувших, о своих бывших.

Надеждин отчётливо увидел свою жизнь со стороны. В его жизни не было ничего постоянного. Поэтому женщины, хоть и тянулись к нему, хоть и любили его, но в итоге, предпочитали ему, хоть грешного забулдыгу, но понятного им и главное управляемого. Да и Надеждина никого не держал возле себя. Он говорил своим женщинам: «Живите рядом. И это всё». Не вместе, а рядом. Это их и пугало.

Надеждина никого не удерживал. Сам он любил один только раз, ещё в ранней юности, но очень пылко, очень нежно. Это чувство он хранил в самых заповедных уголках своей души, хотя и понимал, что именно тогда и «перегорел».

Потом ему нравились женщины. Он влюблялся. Как правило, он влюблялся, увидев красивую женщину в бедности. Дешёвой, коротенькой сатиновой юбчонки и обтягивающей тонкое тело водолазки или кофточки, было достаточно, чтобы он потерял голову. Он не бросался на этих женщин в стремлении обуть, одеть и украсить драгоценностями. Желающих плодить мифических лярв хватало и без него. Он осторожно и бережно открывал им новые грани жизни. Он их учил говорить, он их учил думать, он их учил любить. С Надеждиным они быстро шли в гору, их двигали вверх на работе, у них появлялись деньги, они начинали нравиться себе и другим. Но, всякий раз, достигнув какого-то своего внутреннего покоя и материального благополучия, они останавливались и не хотели идти дальше. Надеждин говорил им: «Не останавливайтесь, то куда вы пришли, это даже не середина пути». Но, они переставали его слышать. Они начинали считать, что это им самим так свезло, и что это от их женского ума и красоты все блага.

Надеждин начинал скучать и уходил от одних к другим. Какой смыл продолжать, если женщина пришла к своему концу. Благо красивых женщин в бедности вокруг Надеждина было не меньше чем воробьев, встречались среди них и подающие надежды на понимание. Но ему не везло.

После таких потерь, Надеждин понимал, что в мире ничего нового нет и быть не может. Всё уже где-то было и есть. Если здесь и появляется что-то новое, то где-то это уже, давно забытое и старое. И с женщинами всё в точности так же. Кто-то и до него, пытался делать то же самое, так же пытался тянуть женщину на самый вверх, но иссяк, надорвался, и обозвав её «курицей и дурой» ушёл в пустынь, в лес, и ещё чёрт знает куда, лишь бы от неё подальше. Стремление тащить бедную «Дюймовочку» наверх, сохраняется, пока в тебе самом кипят страсти и чувства.

И всё-таки, где-то глубоко в Душе Надеждина жила уверенность, что женщина может быть другом, что она может быть очень мудрой, и что возможно, именно его новая влюблённость станет его большой любовью, так как будет в состоянии понять, чего он от неё хочет. А поняв, она, благодарная скажет: «А давай пойдём вместе. Пойдём не за новым кухонным столом в магазин, а пошагаем к звёздам. Давай удвоим наши силы».

Но, пока таких женщин Надеждин не знал. Даже самые юные, уже, были безнадёжно испорчены родителями, подругами и другими существами.

И вот теперь, лёжа под елью, в осеннем промозглом лесу, он понял, что он «приплыл». И что, видимо, (он оставлял ещё себе надежду), ему не повезло в этой жизни точно также как и многим другим до него. Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою вторую половинку.

– Наверное, здесь не обходится без слуг Дьявола, – думал Надеждин. Ведь кто-то же подводил всех этих дур к нему, кто-то взрывал его чувства, чтобы потом порадоваться и поплясать на их обломках.

Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою половину.

Надеждин тяжело встал и, бормоча себе под нос: «Эх, Муза, Муза, где же ты была…», – пошёл из леса в город.

Надеждин шёл то по железнодорожным шпалам, то по рельсам, с трудом сохраняя равновесие. До города было километров сорок. Можно было ехать на электричке, на автобусе и даже на такси. Но Надеждину было плохо. Дома его никто не ждал. Его, вообще, никто нигде не ждал. На родной земле он уже давно жил вне времени и пространства, без семьи, и без родины. Это его вполне устраивало, но сегодня он был в депрессии.