Сергей Минутин - Скульптор и скульптуры

Надеждин, карабкаясь вверх и падая вниз, чувствовал подвох. В его сильно проспиртованном мозгу проносились слова великого поэта: «Меня сегодня Муза посетила, немного посидела и ушла…». А дальше он додумывал сам и сам себе задавал вопросы: «Почему немного? Куда ушла? А как же без неё?». От этих вопросов дыхание Надеждина совсем сбилось, и он опять впал в глубокую депрессию. Он совсем перестал пить и курить. Это был плохой знак. На его родине пить и курить переставали только перед самым уходом в рай, а те кто в рай не хотел, а стремился в ад, те не переставали совсем.

Надеждин, абсолютно трезвый, ходил по улицам города. Он не отравлял кислород сигаретным дымом, не дышал в лица прохожих перегаром и табаком. Женщины перестали в нём видеть мужчину. Им явно не хватало экстрима, который исходил от прежнего Надеждина. Он еле волочил ноги. Он запинался о бордюры тротуаров и бился головой о постаменты памятников царям и поэтам, полководцам и писателям. Он готов был лизать подошвы их гранитной или бронзовой обуви, лишь бы выйти из своей депрессии. Он примерял под себя пьедестал каждого монумента. Но всякий раз в голову лезла навязчивая мысль: «А зачем?». И сам собой приходил ответ: «Затем, чтобы не оставлять благодарных потомков, среди которых, наверняка, народится целая свора бездарных скульпторов, архитекторов, историков, жаждущих и хлеба, и масла без работы. Придёт время, и в поисках хлеба насущного одни напишут ЖЗЛ о нём, другие выберут место для установки ему монумента, а третьи отольют его могучий силуэт. Все заработают. Всем будет хорошо». Это была мысль в духе времени. В духе, когда «ради заработать» даже концепции национальной безопасности писались немножко «державненькие», немножко «либеральненькие», а в целом «никакие». Надеждин, в духе времени, сильно принижал свой огромный вклад в развитие человечества.

Надеждин чувствовал, нутром чувствовал, юмор богов придумавших увековечивать лики великих для далёких потомков. Монументы – это следствие, а следствия великих причин очень часто – смешны. Сначала боги вдохновили людей на создание своих, божественных, нетленных образов. Скульптуры богам, храмы богам. Подошёл, посмотрел и понял к чему надо стремиться. Но, увы, не все поняли правильно. И стали лепить скульптуры всем и всех подряд. Только птичкам стала отрада, появилось роскошное место для оправления птичьей нужды.

Надеждин пришёл на Дворцовую площадь. Из середины круга образованного дворцами торчал столб. Надеждина тянуло к этому культовому сооружению, он думал, что трахнувшись головой об него, ему снова захочется закурить, а потом и выпить. Но тут его внимание привлекли здоровенные мраморные мужики, подпирающие своими плечами крышу дворца. Он подошёл к ним и прочитал надпись «Атланты держащие небо». Он задрал голову вверх и глядя на их огромные согнутые под тяжестью неба и забот тела, сказал себе: «Стоп».

– Стоп, – повторил он. Вот он, гигант, держащий на своих плечах небо. Вот он вдохновляющий образ. Ему стало спокойно. Он ясно понял то, что уже есть кому держать Небо. Есть кому вращать Землю. Есть кому командовать ветрами и водой, заведовать Солнцем и Луной. Он понял, что всё в мире уже прекрасно устроено и прекрасно работает и без него. Всем есть чем заняться. Он поразился простоте этой мысли. Он застонал: «А как же я? Я тоже тяну, какую-то, слабо различимую даже в большую увеличилку, лямку? Или не тяну? Я не хочу ничего тянуть и влачить, я хочу, как Боги за что-нибудь отвечать».

Надеждин вскарабкался на ногу к одному из Атлантов и уселся на его большой палец. Чёрный, полированный мраморный палец, вобравший в себя всю теплоту дня, теперь отдавал тепло Надеждину. Палец блестел из-под слоя пыли. Палец мерцал чёрным сиянием мрамора, как звезда сквозь космический туман. Надеждин задрал голову вверх, так что хрустнула шея, и стал всматриваться в первые, появляющиеся на сумрачном небе, звёзды. Он смотрел на звёзды. Он смотрел на небо и повторял: «Ну, хоть небо не упадёт в этом мире. Его есть кому держать». И снова на него накатывала волной мысль: «А как же я? Как я живу? За что я отвечаю? Я тоже хочу как они, как Боги».

Мимо задумчивого Надеждина проходили люди. Они тоже задирали головы вверх и смотрели на него, сидящего на пальце Атланта. До стоп Атланта и головы Надеждина доносились обрывки фраз: «Придурок… На Невском распродажа…На Обуховой новый магазин… За базар ответишь и т. д.».

Надеждину было грустно. Он не хотел вместе со всеми метаться по магазинам, делить всех на придурков, дураков, падлов и быдлов, он не хотел отвечать за «базар». Он мечтал о вечном, о нетленном. Он хотел отвечать за вечное. Он достал носовой платок и стал стирать пыль с ног Атланта. Мрамор засиял своей полированной красотой. Надеждин залюбовался. И тут рядом с ним на мизинец Атланта упала первая капля птичьего помёта. Наступала ночь, голуби слетались на ночь под защиту Атланта и гнездились у него на голове. У них были свои мысли. Они ворковали и от переизбытка чувств немножко гадили. Надеждин не стал кричать: «Кыш» и махать руками. Он простился с Атлантом. Он простился с прошлой жизнью. Он шёл и думал о том человеке, который сумел рассмотреть в бесконечном Космосе Атланта. Он думал о человеке, который создал образ Атланта. Надеждин начинал понимать, что свой мир человек создаёт сам, всматриваясь в бесконечность. А Муза, любимая и драгоценная Муза придаёт миру человека красоту.

Муза смотрела на Надеждина с необозримой высоты и её душа пела от счастья. Ей очень нравилось направление его мыслей и она чувствовала себя нужной ему.

Но и остальные дочери Творца не отставали от Надеждина, они вновь взялись за него так основательно, что у него началась затяжная полоса невезения. Жизнь стала кошмарить Надеждина и снаружи, и изнутри.