Игорь Шагин - Белая полоса

Позже Дима рассказал, что они были лучшими подругами, очень красивыми девчонками. Одна из них блондинка (потерпевшая), другая брюнетка. Потом у них началось противостояние, и обе стали друг другу делать пакости. Когда потерпевшая открыла дверь, она спросила:

— Вы пришли меня убивать?

— Да, — ответил Дима.

Она не оказывала сопротивления.

— А вторую, — сказал Дима, — менты посадить не смогли. Они забрали у неё квартиру и трахали всем РОВД.

На участке ПЛС работали те же контролёры. Смены менялись на несколько месяцев, заступая с корпуса на корпус, и на спецпосте ПЛС появлялись те же дежурные, которых я встречал ранее, находясь в следственных камерах. Один из контролёров, перешедший на должность собачника, рассказал, что именно ему в ногу выстрелил пожизненник при побеге.

— Слушай! Я не поверил своим глазам, когда увидел у него пистолет! Я давай обратно давить дверь, да куда там! Они выскочили, потом он выстрелил, сказал «давай ключ и код замка». Собака бедная от выстрела перепугалась — вырвала поводок и убежала за угол. Они вышли на коридор и закрыли за собой дверь. Закрыли меня тут, — рассказывая, контролёр улыбался; он уже двадцать лет работал в тюрьме, слышал разное, но что такое может быть и с ним, не мог даже предположить. — Я давай звонить, докладывать, что с ПЛС вооружённый побег. А мне: «Ты что, напился? Иди проспись!» Я три раза звонил и ещё полчаса объяснял, пока мне не поверили и объявили тревогу. Пуля чиркнула по ноге — оставила синяк. Хорошо, хоть не убили! — На его лице снова появилась улыбка. — Потом следствие, потом реабилитация, потом отпуск… Вот, только недавно вышел на работу.

В СИЗО с осуждёнными на ПЛС у контролёров отношения были такие же, как с заключёнными на следственном корпусе. Контролёр мог поговорить с тобой возле кормушки, после смены позвонить и передать на словах что-нибудь родственникам или знакомым. Сходить на другой корпус. Или за деньги (у кого они были тут или давались там) принести что-нибудь со свободы. Мог попросить бутерброды и сигареты или за те же бутерброды и сигареты что-то передать в соседнюю камеру, если это было нужно. Правда, были и такие, кто относил просто так. Говорили: «У вас передачи раз в полгода». На ночной смене один из контролёров, когда Дима предложил ему что-нибудь сделать поесть, протянул в кормушку стеклянную банку с пластиковой крышкой и сказал: «Возьмите, вы съешьте. Это печёнка — жена мне на ужин нажарила. Когда вы такое попробуете ещё раз?» Это был молоденький, невысокого роста худощавый парень, заступивший на «бункер» ПЛС второй раз. Я не отказался, угостил контролёра сигаретами, а для его жены передал несколько плиток шоколада. Он сначала отказывался, а потом сказал, что возьмёт только для того, чтобы показать, как пожизненно заключённые поблагодарили его жену за печёнку. Поскольку в камере стекло не было разрешено, контролёр попросил утром баночку вернуть.

Осуждённые на участке ПЛС между собой общались точно так же, как и на следственном корпусе, когда разговаривали из прогулочного дворика с людьми в другом дворике, и контролёры в основном этому не препятствовали. Обменивались малявами через дежурных или посредством верёвочки, натянутой из камеры в камеру за окном через дырку, выбитую в металлостекле «баяна». Но иногда, как для разговора, так и для передачи пакетов с сигаретами и чаем использовалась дючка. Когда ему нужно было поговорить, Дима выливал несколько вёдер воды в парашу, а потом тряпкой выбирал оставшуюся воду из колена канализационной трубы. Получался своего рода общий телефон. Сразу же в трубе становились слышны голоса разговаривавших таким образом между собой в камерах. Так общались с соседними камерами на одном этаже или с камерами на других этажах, если канализационный стояк шёл сверху вниз через все этажи. Если Диме нужно было поговорить из камеры в камеру, он стучал в стену два по два, и было слышно, как в туалете за стеной в парашу несколько раз сливалась вода, чтобы, как говорилось, «пролить трубу». Потом была тишина, пока вымакивалась оставшаяся вода из колена, и глухое, отдающее трубным эхом «говори». Дима становился на колени, нагибался над сливной дырой туалета и разговаривал с соседней камерой. Если нужно было поговорить через камеру, тогда в стену стучалось четыре раза по два. И из соседней камеры передавали в следующую камеру два раза по два. Если было нужно говорить с верхней или нижней камерой по стояковой трубе, то стучали в потолок или в пол. Также, когда контролёр не хотел нести, или у него не было ключей, или было невозможно «построиться» по окну, натянув верёвочку, сигареты или чай «гоняли» через дючку. Из спичек в одной и другой камере делали ёжики, сматывая ниткой несколько спичек одна к другой по типу противотанкового ежа, и на нитках запускали их из двух камер в трубу, раз за разом выливая в дючку ведро за ведром воды. Ёжики на нитке в большинстве случаев спутывались вместе с собой, и одна из камер по договорённости вытягивала нить к себе. Потом к нити привязывался канатик, и через трубу туалета перетягивались из камеры в камеру сигареты и чай, замотанные в длинные полиэтиленовые кульки по типу «колбасы». Однако такой способ передачи применялся очень редко. В основном всё и без проблем передавали дежурные.

Раз в две недели меня посещали адвокаты: попеременно Баулин и Лысак. Последняя сказала мне, что от своего имени также направила кассационную жалобу на приговор. Но, в отличие от моей жалобы, в которой было ярко представлено несоответствие выводов в приговоре фактическим обстоятельствам дела, в своей сделала упор на нарушения норм и статей УПК, которые также не делают приговор ни справедливым, ни законным. Я ознакомился с копией в резолютивной части, в которой Лысак просила приговор отменить как незаконный, меру пресечения изменить, уголовное дело в отношении меня прекратить.

— Такого, конечно, не будет, — сказала она, — Но и такого, как сейчас, тоже не будет.

Я вернулся от адвоката, и в этот же день в нашу камеру был подсажен третий человек. Его звали Алексей. Он был родом из Харькова и там проживал. Был задержан в Киеве и осуждён Апелляционным судом за убийство и ограбление инкассатора валютного пункта, находившегося в подземном переходе метро. Он находился на ПЛС уже две недели. Но, казалось, шокирован был больше не тем, что попал на пожизненное заключение, а тем, что знал, что ПЖ ему не дадут, и всё же оказался на ПЖ. Сказал, что он полностью в сознанке и ни от чего не отказывался, и после задержания всё рассказал, как было. И когда шёл суд, генерал Опанасенко, который уже тогда являлся начальником Киевской милиции, гарантировал ему, что ПЖ не дадут. Он всё сделал, как хотела милиция, хотя по делу нет ничего: ни оружия, ни денег, и два свидетеля его не опознают — описывают другого человека, а он в суде подтвердил, что это он.