Игорь Шагин - Белая полоса

Когда фоторепортёр двинулся к клетке, подсудимые начали отворачиваться и размещаться к нему задом, а из-за их спин, с заднего ряда, где устроились Трофимов, Маркун, Вишневский (который к тому времени ещё не был удалён Лясковской из зала), Моисеенко, Середенко и Геринков, начали раздаваться реплики: «пошёл вон отсюда», «засунь фотоаппарат себе в жопу», а так как фоторепортёр сохранял молчание — более резкие выкрикивания: «дай спокойно поесть, пидарас» и недовольная нецензурная брань.

В отличие от других подсудимых в клетке, которые посещали процесс кто в фуфайке с шапкой, надвинутой на глаза, кто в спортивном костюме, кто в джинсах и куртке, на мне всегда были костюм (чёрные брюки и пиджак), белая рубашка и галстук, который, хотя и был не положен в тюрьме, мне удавалось через шмон тайно проносить туда-сюда. В кармане моего чемоданчика-портфеля шмонщики его просто не замечали, как неотъемлемый атрибут моей жизни.

И в то время как другие подсудимые отворачивались, фоторепортёр (или это был журналист) посмотрел на меня. Его лицо было открытое и доброжелательное. Я подошёл к краю клетки — конвойные солдаты расступились и позволили сделать ему несколько снимков. Он улыбнулся, и я занял ещё несколько поз для него на выбор. С его лица не сходила улыбка, и он, явно подыгрывая мне, стал изображать папарацци, немного приседая и отводя спину назад, как бы выбирая более удобные ракурсы для съёмки.

Лясковская стояла на сцене в оцепенении, а когда действие уже подходило к концу, вроде как не сдержавшись, начала выкрикивать:

— Смотрите, да он ещё и позирует!

Выходившие из зала адвокаты и посетители оглядывались на неё. А репортёр быстро убрал фотоаппарат и ушёл, как будто опасаясь, что у него сейчас отберут плёнку.

Скоро все участники процесса и слушатели покинули зал. Оля — последней. И у меня было время, чтобы съесть пару гамбургеров и выпить кофе, который в термосе (тоже неположенном) из СИЗО привёз один из подсудимых.

Народ в клетке был разный по возрасту — от 23 (Ружин) до 50 лет (Середенко), из разных городов (Макеевка, Житомир, Донецк, Киев, Санкт-Петербург). С разным образованием. У кого-то ПТУ, в том числе у меня, у Старикова, Маркуна и некоторых других — высшее (физкультурный институт), а у одного из подсудимых — два высших, одно из которых военное. Несудимые, судимые, много раз судимые… И разного социального статуса. От безработного Моисеенко, который, по обвинительному заключению в том числе, в одной из квартир украл три куриных яйца и алюминиевую кастрюлю с борщом, до, по тому же обвинительному заключению, руководителя группы компаний «Топ-Сервис» (по масштабам ТВ-рекламы занимавшей второе место после «Кока-Колы») и, судя по заявлениям в СМИ, укравшего всё остальное — я и члены моей банды. И хотя сидящие на одном конце скамейки на свободе не знали сидящих с другого края, а в тюрьме, находясь два года под следствием, никто друг с другом не общался, сейчас проходящие по одному делу, казалось, проявляли так называемую арестантскую солидарность — зэковскую взаимовыручку. Каждый друг другу старался чем-то помочь. Леонид подарил мне голубенькую подушечку с рюшечками, которую ему сшили девочки из женского корпуса тюрьмы, чтобы было удобнее сидеть на лавочке или железной скамейке в машине, но которой, как он сам, улыбаясь, говорил, из-за цвета ему было пользоваться не положено. Маркун предлагал в кармане туда-сюда, через шмон, носить мой галстук. Геринков — «Мивину» или гречку на обед. А ещё один из заключённых — компот. И сейчас, после приёма пищи, пока конвойные солдаты по одному выводили подсудимых в туалет или на перекур, остальные сидели на скамейках и общались, как будто давно между собой знакомы.

Адвокаты были в сборе. Подсудимые — на своих местах. Прокурор — за своим кафетерным столиком. Секретарь объявила: «Встать, суд идёт». И Лясковская продолжила процесс.

Во второй половине дня судьёй по просьбе прокурора, видимо, как доказательство моей вины по рассматриваемому эпизоду Калиушко, были оглашены письма Фиалковского в ГНИ Жовтневого района г. Киева, и на основании этих писем — копии актов тематических проверок обоснованности возмещения из бюджета НДС ООО «Топ Сервис», которые свидетельствовали как раз о том, что именно Фиалковский, а не я, в тот период был директором предприятия ООО «Топ-Сервис». И что в ходе таких проверок не было выявлено каких-либо нарушений, ставящих под сомнение правомерность возмещения НДС ООО «Топ-Сервис». А также — видимо, как доказательство того, что я узнал от не установленного следствием лица о действиях Калиушко, — письма Фиалковского в ГНИ г. Киева. Но из показаний свидетеля Стефанюка, начальника ГНИ Жовтневого района г. Киева, который не явился в суд и показания которого были оглашены, следовало лишь то, что директор ООО «Топ-Сервис» Фиалковский обращался с письмами в ГНИ г. Киева в случаях нарушений сроков рассмотрения деклараций о возмещении НДС, в связи с чем районная инспекция получала предупреждения вышестоящих организаций о недопустимости нарушений требований закона в этой части.

— Всё, — сказала Лясковская и распустила участников процесса до понедельника.

В этот раз возвращение в СИЗО заняло в несколько раз больше времени. Машина по дороге к следственному изолятору заглохла. Было слышно, как водитель заводил двигатель стартёром, пока не сел аккумулятор. Потом ручкой. Потом солдаты пробовали толкнуть машину, но фургон был слишком тяжёлый. Двое конвоиров снова разместились в будке на своих местах. На вопросы заключённых «Что там?» и «Когда поедем?» отвечали, что вызвали другой автозак.

Через некоторое время стало слышно, что подъехала машина, которая пыталась завести автозак с заключёнными с буксира, а потом медленно потащила фургон в сторону СИЗО.

Пятница от любых других рабочих дней недели в СИЗО ничем не отличалась. При возвращении с суда такое же длительное содержание в боксике, прохождение через обыск, более длительное содержание в боксике после обыска и попадание в камеру после проверки около 22 часов.

В отличие от предварительного следствия, при выезде на суды выходные стали резко отличаться от будней. Но пролетали они так быстро, что не замечались, и в понедельник утром меня снова заказали на суд.

В суде уже были допрошены все обвиняемые по эпизоду причинения тяжких телесных повреждений Калиушко.

Стариков, который сказал, что знал о готовящемся нападении со слов Совенко, то есть о том, что будут проведены какие-то действия по отношению к Калиушко: пригрозить, припугнуть за то, что Калиушко взяла за разрешение вопроса деньги, как сказал ему Совенко, и вымогает ещё. И он подвёз Геринкова и Совенко к дому Калиушко (где и было совершено преступление), а потом увёз.