Игорь Шагин - Белая полоса

Эту предоплату, каких бы она ни была крупных размеров, по договорённости с банком снимали со счёта, один к одному, под, например, командировочные или зарплату — под то, на что разрешалось снимать наличные. И за минусом 2, 3, 5 % наличные возвращали директору фирмы, сделавшему по безналу перечисление и чистую накладную с печатью, куда бы он мог вписать тот вид услуг, на который потратил деньги, который ему удобен.

Так работали фирмы-обналички. Видимо, тем и занимались Доскоч с Тютюном и банком «Украинский капитал», в котором для удобства обналичивания и выдачи денег клиенту снимался офис без договора, под предлогом регистрации в будущем представительства иностранного банка.

Обналичка являлась фиктивным предпринимательством и квалифицировалась как неуплата налогов.

Фирма-однодневка существовала несколько месяцев, а потом директор увольнял сам себя, выбрасывая документы. На вопрос налоговой, если такой возникал, был ответ, что учредители его с должности директора сняли. И налоговые службы шли искать учредителей по их адресам. А те могли и не знать, что на их ФИО зарегистрирована фирма. Или отказываться от подписи.

И за такую деятельность могли если не посадить, то устроить множество проблем. Возбудить уголовное дело, проводить обыски, допросы и другое.

И Доскоч мог в обмен, чтобы его оставили в покое, дать любые нужные показания. Или чтобы ему беспрепятственно позволили заниматься своей обналичкой дальше.

А его ограбление вполне могло было инсценировано им самим, в котором таким образом были уведены деньги Тютюна или клиента. Самим или с компаньонами.

Фактом доказательства ограбления было его обращение в милицию. И вряд ли сам Тютюн или директор фирмы, разоривший таким образом бюджет, пошёл бы сам на себя писать заявление, что деньги были его предприятия и он их так отправил на «конверт».

Всё это судья-профессионал по экономическим делам должна была видеть. Но вопрос оставался в том, захочет ли это видеть судья.

Лясковская закрыла том дела, лежавший перед ней на столе, и распустила участников процесса, объявив перерыв до следующего судебного заседания.

С начала судебного следствия прошло уже больше полугода. И за этот период времени было рассмотрено три эпизода из десяти, не включая эпизодов убийства Хвацкого и покушение на убийство и убийство Князева, которые мне не вменялись, но были объединены этим делом, как совершённые членами моей банды. Хотя и это было нарушение, так как организатор банды по закону отвечал за все преступления, совершённые членами этой банды.

Тома дела были забиты материалами, которые, по сути, можно было сказать, ни о чём не свидетельствовали. Протоколами, что на месте преступления были обнаружены след и волос, — след кинолога, а волос собаки. Экспертизами, что бурые пятна на одежде были краской, а не соком, как утверждал арестованный. Процессуальными документами обысков жилых помещений, которые проводились громко, но халатно. Как говорил один подсудимый в клетке, исчезли украшения его жены, а на антресолях, потому что туда не заглядывали, не увидели патроны и нарезное охотничье ружьё, которое ему на временное хранение от детей дал сосед, пока не купит сейф. И другими материалами, которые Лясковская во многих случаях оглашала, зачитывая только название документа, перелистывая на следующий: «так, и здесь ничего нет». Но и такое оглашение требовало времени. В томах содержались показания свидетелей, которые ничего не видели, ничего не слышали и по тем или иным причинам не хотели являться в суд. Но, как отнесённые следствием к доказательствам, их показания также должны были оглашаться. Само дело состояло более чем из 150 томов. Но материалов, которые можно было бы отнести к доказательствам, без оценки, являются ли они таковыми, на пятнадцать человек подсудимых набиралось не более полутома. Видимо, это был очередной трюк следствия — давать в СМИ информацию, что дело состоит из более чем 100 томов, и опрошенных — более тысячи свидетелей.

На майские праздники был сделан перерыв, и следующее судебное заседание началось с эпизода о нападении на Халтурину.

В обвинительном заключении о мотиве совершения мною данного преступления было сказано буквально следующее:

«Отдел тарифов и стоимости Киевской региональной таможни, который возглавляла Халтурина, осуществлял проверки по вопросам правильности применения ставок определения таможенной стоимости товаров и других предметов, сертификатов происхождения, начисления и уплаты налога. Шагину, как фактическому руководителю предприятий, в наименовании которых было словосочетание “Топ-Сервис”, была известна принципиальная позиция Халтуриной к этим проверкам…»

И далее:

«…поскольку данные относительно всех зарубежных партнёров в договорах, заключённых связанными хозяйственными обществами, которые в своём наименовании имели словосочетание “Топ-Сервис”, не соответствует действительности, и их заключение преследовало не деятельность в рамках закона, а незаконное возмещение НДС из бюджета, Шагин осознавал, что Халтурина при определении таможенной стоимости товара будет действовать в интересах государства, а также может выявить несоответствие действительности данных, которые указаны в соглашениях. Это, в свою очередь, препятствовало бы таможенному оформлению товара и поставило под угрозу возмещение НДС. Поэтому у него, как организатора и члена банды, возник преступный умысел на причинение ей телесных повреждений с целью запугивания её и временного устранения от исполнения служебных обязанностей…»

Я снова был лишён Лясковской своего права давать показания в собственную защиту, в которых, как и раньше, я хотел сказать, что не являюсь руководителем всех предприятий со словосочетанием «Топ-Сервис», а был руководителем ООО «Топ-Сервис Восток» и президентом АОЗТ «Топ-Сервис». А кроме этого — что не понимаю, о каких данных всех зарубежных партнёров идёт речь и о каком несоответствии этих данных. А также, что не знал Халтурину лично и никогда не слышал о её профессиональной деятельности.

Суд приступил к допросу подсудимого Старикова, к которому, по версии следствия, как к занявшему место руководителя банды после смерти Совенко, я, как организатор банды, обратился со своим умыслом. Только из обвинительного заключения было непонятно, что это было: просьба или заказ.

Стариков сказал суду, что я никогда не обращался к нему с просьбами или заказами на устранение кого-либо или причинение телесных повреждений. Поскольку в первоначальных показаниях Старикова, которые, как он сообщил суду, он давал под пытками, писал под диктовку, а подтверждал под угрозами, не было данных, что я обращался к нему с умыслом, просьбой или заказом на причинение телесных повреждений, прокурор, давая понять суду, что Стариков давал показания добровольно, спросил у него, как тот может это объяснить. Стариков ответил, что объяснить он это может тем, что в деле также нет данных, что он по моему заказу организовал убийства Гетьмана и Щербаня, а также Листьева, по которым им были написаны явки с повинной.