Игорь Шагин - Белая полоса

Поскольку у прокурора к Старикову вопросов больше не было, как не было вопросов и у других участников процесса, суд перешёл к допросу Гандрабуры.

Гандрабура в своих показаниях пояснил, что в указанный период времени по просьбе Макарова для его знакомых, которые занимались привозом из-за рубежа и продажей в Украине импортных автомобилей, через специальную компьютерную программу установил адрес Халтуриной. И что больше по этому эпизоду он ничего не может добавить.

Поэтому прокурор попросил суд огласить его первоначальные показания. «Какие из них?» — спросила судья, ибо показаний было много, они были разные и, можно сказать, на любой выбор. Прокурор начал смотреть свои записи. «Тогда давайте по порядку» — сказала судья.

В первых показаниях в объяснительной Гандрабура сообщил, что он отрицает свою причастность в нападении на Халтурину.

Прокурор посмотрел на Гандрабуру и, видимо, хотел спросить, почему тогда в суде он признаёт причастность. Но Гандрабура, не дожидаясь вопроса прокурора, сказал, что он и сейчас отрицает свою причастность к нападению на Халтурину.

Во вторых показаниях — как свидетель — Гандрабура объяснил, что Стариков был директором автостанции, которая занималась ремонтом и продажей американских автомобилей и реализацией к ним автозапчастей, которые завозились и растаможивались через Киевскую региональную таможню, и что нападение на Халтурину нужно было Старикову.

Не дожидаясь вопроса прокурора, Гандрабура сказал, что это он сделал такой вывод, поскольку посчитал, что Старикова можно отнести к знакомым Макарова. Прокурор посмотрел на Старикова, и Гандрабура сказал, что сейчас он так не считает. То есть адрес он устанавливал для знакомых Макарова, но последний не говорил, для кого именно. Стариков ответил прокурору, что не для него. И Маркун тут же начал мотать головой, смотря на прокурора. А Трофимов, сидя на скамейке, выставил большой палец кулака в сторону Вишневского, как будто предполагая, что сейчас прокурор будет опрашивать всех по очереди: не для него ли Макаров обращался к Гандрабуре за установлением адреса Халтуриной?

— Так, дальше, — сказала Лясковская и огласила показания Гандрабуры, которые он давал в присутствии адвоката в РОВД в качестве подозреваемого, где он утверждал, что понимал: нападение на Халтурину нужно было «Топ-Сервису» и Шагину, которого лично он не знал, но неоднократно от Старикова и Маркуна слышал его фамилию как директора «Топ-Сервиса». Судья сделала себе пометку.

Гандрабура, снова не дожидаясь вопроса прокурора, сказал, что в соседней комнате сидели оперá, которые его били. А в деле находятся медицинские справки о побоях. На вопрос прокурора, знал ли он, какого «Топ-Сервиса» директор, судья начала выдыхать, сжав губы. А Гандрабура сказал, что в суде узнал. «Как там?» — он посмотрел на меня.

— Так, дальше, — сказала Лясковская, видимо, упреждая вопросы прокурора к Старикову и Маркуну. И огласила четвёртые показания Гандрабуры в СИЗО-13 в присутствии адвоката. Что он для знакомых Макарова устанавливал адрес Халтуриной, но ранее вместо фамилии Макаров, как ему сказал делать последний, называл фамилию Шагин.

Прокурор начал задавать вопросы Гандрабуре, а судья сказала:

— Так, давайте сформулируем покороче, Гандрабура. Вы поддерживаете все показания, данные на следствии, которые совпадают с Вашими показаниями в суде, так?

— Да, — ответил Гандрабура, — что я не принимал участия в организации нападения на Халтурину, а по просьбе Макарова, для его знакомых, установил её домашний адрес.

Лясковская посмотрела на секретаря, которая склонилась над протоколом, закончила писать и подняла голову. После чего судья объявила обеденный перерыв.

Поскольку нападавшими на Халтурину числились два не установленных следствием лица, которые, по версии обвинения, по указанию Старикова нанесли ей два колотых ножевых ранения в область поясницы и скрылись с места преступления, и, соответственно, они не могли быть вызваны в суд для дачи показаний о мотивах и обстоятельствах нападения, а свидетели в этот день в подтверждение моего мотива вызваны не были — суд приступил к оглашению других доказательств по этому эпизоду — экспортных контрактов, таможенных деклараций, дополнительных соглашений и счёт-фактур предприятия ООО «Топ-Сервис», из которых ничего не следовало, кроме того, что предприятие вело хоздеятельность и отправляло грузы на экспорт.

Но при ознакомлении с делом я и мой адвокат обратили внимание, что документы на оформление партии груза, первоначально на таможне следовавшие пакет за пакетом, были подшиты в том дела вперемешку — к примеру, экспортному контракту с допсоглашением не соответствовала таможенная декларация или отсутствовала справка об индикативной стоимости товара. Или отсутствовал корешок об оплате таможенного сбора.

Закончив оглашение в пять часов вечера, Лясковская объявила перерыв до девяти утра следующего дня.

Следующее судебное заседание началось без задержки, за исключением того, что свидетель обвинения не явился или опаздывал, и Лясковская монотонно продолжала оглашать документы, подлежавшие оглашению. Холод сменился прохладой, прохлада — духотой. Прокурор поменял форму на гражданскую одежду — джинсы и рубашку — и сидел за белым, круглым кофейным столиком, то облокотившись на локоть, то откинувшись назад с вытянутыми под столом вперёд ногами.

Члены суда также перешли на летнюю форму одежды. Женщины — судебные заседатели — облачились в летние платья. Мужчины — судья и третий заседатель — в рубашки с коротким рукавом. Лясковская надевала то брюки и блузку, то юбку и фланельку, то длинное цветастое платье с кушаком, широкими рукавами и бантом. И, как отметили некоторые подсудимые в клетке, поглядывавшие на видневшиеся из-под стола её ноги, в свои сорок лет выглядела довольно привлекательно.

— Пойдите посмотрите, не пришёл ли свидетель, — сказала судья секретарю, и та направилась к выходу из зала.

Через некоторое время она вернулась с громоздким, немного неуклюжим мужчиной лет сорока пяти или пятидесяти, в белой рубашке и чёрных брюках, с заметно полысевшей головой.

— Давайте Ваш паспорт, — сказала ему Лясковская.

Но мужчина, казалось, её не слышал. Он молча осмотрелся по сторонам, а потом впритык уставился на прокурора, который сейчас подобрал ноги, и под его взглядом медленно выпрямил осанку. А потом громким, грозным голосом, почти срывающимся на рёв, не отводя глаз от прокурора, медленно произнёс:

— Это кто? Я вас спрашиваю: кто это? — и стал оглядывать сидящих за столом на сцене членов суда. — А кто Вы? — посмотрел он на Лясковскую, которая отодвинулась на стуле назад то ли для того, чтобы встать, то ли потому, что инстинктивно сохраняла безопасную дистанцию. И как только приготовилась ему что-то сказать, он быстро отвёл от неё взгляд, повернувшись корпусом груди к клетке. И таким же голосом, срывающимся на рёв, с расстановкой произнёс: