Дмитрий Градинар - Звездный патент. Сборник

– Что такое опера? – тут же встрял Гаваец, сама святая простота.

– Это место, где все громко поют на древних языках и в перерыве можно съесть мороженое! – пояснил Барон, который, в отличие от Гавайца, ни за что в жизни вот так. в открытую, не признался бы, что ему неизвестно какое-то слово.

– А зачем – громко?

– Потом объясню. Может быть, сходим даже когда-нибудь. Не перебивай!

– В общем, их интересовало мое видение в Приливе. Все пытались меня убедить, что это не было галлюцинацией. Оказывается, не только я видел то, что видел, и слышал то, что слышал. Были и другие пилоты.

– Может быть, какой-то непонятный процесс? Один и тот же, но повторяющийся не всегда и не для всех? – предположил Барон, который втайне завидовал Джокту. Ведь именно Джокт встретился с чем-то необъяснимым, а не Барон.

– Может. Я не знаю. Они тоже, кстати, не знают.

– Кто – они? Особисты?

– Не только. Медики, физики, садисты-акустики. – Джокт принялся перечислять всех, с кем ему довелось побеседовать. – Особист, правда, тоже был. Он же меня и пригласил. Но только с ним я не успел поговорить, потому что совсем устал от тех, других интересующихся. Еще меня приборчиком травили – коснешься сенсора, сразу из шкуры вылезти хочется. Классно! Обещали еще более удивительную штуку показать… С настоящей мембраной.

– Зачем? – снова спросил Гаваец.

– Чтобы проверить – стану я выпрыгивать в окно или нет.

– Инфразвук, что ли? – сразу угадал Барон. – Я что-то такое и предполагал, когда ты нам про галлюцинации рассказывал. Не поверишь – ты рассказывал, а у меня самого мурашки по коже ползли!

– А у меня – нет! – гордо сообщил Гаваец. – Но скоро поползут точно, если нам принесли вместо джина какое-нибудь дешевое пойло!

Он снял с подноса крохотные рюмочки-наперстки с полупрозрачной пахучей жидкостью.

Разговор на какое-то время умолк, пока официант расставлял перед пилотами бокалы с водой и тарелочки с грильетами – горячими бутербродами.

– Так что там насчет особиста? Ты что, просто так взял и прямо ему заявил, что устал от разговоров… время к обеду… и все такое прочее? А он тебя сразу же отпустил?

Пока Гаваец сосредоточенно жевал, пытаясь найти вкусовую разницу между кружками колбасы, что были на бутербродах, и гидропонными эргерами, которыми их кормили в Крепости, Барон с Джоктом вели беседу.

– Нет, конечно! Он сам сказал, что хочет побеседовать в другой раз, когда что-то там обобщит, разузнает кое-что… И сам меня найдет. Потом.

– Э, значит все у тебя впереди! Смотри, не расслабляйся.

– Постараюсь. Но вообще странно.

– Что странно? Что их заинтересовал твой звездолет?

– Да нет, тут как раз все понятно… – И Джокт пересказал, что сообщил ему первый офицер – медик из отдела разработки индивидуальных аптечек.

Естественно, он при этом наплевал на обещание не разглашать услышанные сведения.

– Только меня не выдавайте!

– Я – шлем второго срока службы! – поклялся Барон.

– А я вообще, когда ем, ничего не слышу, – заявил Гаваец, – родители меня так приучили. Когда я ем, говорил отец, я должен быть глухим и немым человеком. И стукал ложкой по лбу, если я нарушал это правило.

– Ложки ему было не жалко, – заметил Барон, но от главной темы не уклонился.

– Хорошо. Звездолет – это не странность. И что-то такое действительно летает в Приливах. Предтечи какие-нибудь, отражения наших же линкоров, проходящих в это же время другим Приливом.

– Нет. Не наш был линкор. Я просто называю его линкором. И не корабль Бессмертных. Я бы опознал.

– Значит, искаженное отражение. Мираж в пустыне, знаешь, что это?

– Нет, не знаю. Но что-то в этом есть. Может быть, ты, Барон, только что нашел разгадку, которую ищут уже двадцать лет с момента первой встречи. Может быть… Но мне другое кажется странным, черт с ними, с галлюцинациями или миражами. Странно, что мы так боимся признаться самим себе, что тайна Первого Боевого – глупая тайна.

– Обоснуй! – немедленно отреагировал Барон.

– Вот представь. Ты – комендант Крепости. Каждый день твои пилоты гибнут в стычках с «Кнопками». Но при этом знаешь, что раз в году, в конкретном, известном тебе секторе собирается вся «золотая молодежь» Бессмертных. Пилоты-новички.

– Ну и что?

– Почему бы не прихлопнуть их? Ведь не прекратили же Бессмертные посылать стажеров в тот квадрат, даже после разгрома, что учинили когда-то действительные пилоты целому выводку? Вспомни, что инструктор рассказывал! Он ведь сам тогда жег новичков-Бессмертных! А они все равно посылают стажеров. Раз в год.

– Мы же все равно с ними справились… Ну почти, – поправился Барон, – какая разница, кто бы это сделал – мы или действительные пилоты?

– Большая разница! Неужели ты ее не видишь? Нерон мог остаться жить! А с ним и другие…

– Лично мне все представляется вполне справедливым. Никто не мешал нам использовать такую же хитрость – выйти из Прилива двумя группами. Сначала первая – приманкой, а потом вторая.

– Тогда бы они нас всех сожгли! Вспомни, что там творилось! Во-первых, численное превосходство, во-вторых – Бессмертные как-то научились создавать собственные Приливы. Это – справедливость?

– На войне как на войне. Но всегда есть другая сторона медали. Вот послушай: прикрепили бы нас к пилотам-асам, хвосты им прикрывать. И отправили бы на встречу с полноценной эскадрой «Кнопок». И там тоже ждала бы засада, тоже раскрылся бы Прилив у тебя за спиной. Только выпрыгивали бы из него не новички, не умеющие толком строй держать, а черви из червей! Колерованные такие, матерые червячищи! Что тогда бы произошло? Или, по-твоему, в этом случае наши асы должны были бы нас прикрывать? Да? Хорошо, прикрыли бы. И остались бы все там, чтоб я, да ты, и еще Гаваец, его тоже жалко, успели живыми выйти из боя. Что дальше? Не знаешь? Так я с тобой поделюсь секретом! Дальше тебя кидало бы в дрожь каждый раз, когда придется выходить на задания. Ты бы боялся схватки, как девственница маньяка! Индап обколол бы тебя так, что жизни осталось – на два года! Все из-за того, что ты ни черта не сделал толкового в Первом Бою. Пропустил удар, как сам говорил. И на твоей совести остались бы жизни настоящих пилотов, каким тебе никогда уже не стать. Дошло?

Вообще-то тема Первого Боевого мусолилась всеми достаточно долго. Но никогда еще Джокт не видел Барона вот таким – размахивающим бутербродом, словно оружием, отчего по сторонам летели куски сыра и капли соуса. Даже Гаваец прекратил есть, уронив челюсть. К его чести, он не нарушил своего правила еды за столом. Видимо, не мог забыть неоднократно погнутую об его широкий лоб отцовскую ложку.

– Ты чего, Барон? Что я такого сказал?

– То и сказал, Джокт! Ты готовишься стать лидером. Настоящим, с утверждением в штатном расписании. Но с тебя было бы намного больше толка, если научишься когда-нибудь до всего доходить своим умом. Думай! Анализируй! То, что говорят со всех сторон, может оказаться неправильным! Любой человек имеет право на собственное мнение… Черт возьми! Он обязан иметь собственное мнение! Даже если все утверждают, будто он ошибается!