Конн Иггульден - Воронья шпора

Эдуард умолк, стиснув кулаки и вдруг осознав, насколько громким сделался его голос. Коротко свистнув, он подозвал к себе слугу, передал ему коня, а потом подошел к брату поближе:

– Ричард, у меня слишком мало людей. Если Уорику хватит ума – нет, полководческого чутья, чтобы выступить против меня, – нас одолеют числом. И мне придется снова достать свой меч! Если он сумеет опередить нас, наша песенка будет спета. Если же нет, то выставит себя дураком… на всеобщее посмешище. Ты понимаешь меня? Вот почему я гоняю наших солдат, чтобы они окрепли в походах. Мы должны нанести удар Уорику еще до того, как он решит, что собрал достаточно войска, чтобы без риска встретиться и погнаться за нами. Но я готов бросить ему вызов даже с меньшим числом солдат. Мне нужно только выманить его в поле. А там, как знать… может быть, мы даже сойдемся лицом к лицу.

Ричард потер губы – ему вдруг захотелось выпить чего-нибудь крепкого, чтобы забыть ненадолго обо всех тревогах. Он помалкивал об этом, однако, пока Эдуард страдал от воздержания, Глостер втихомолку следовал примеру брата. Потребность Ричарда в выпивке, конечно, никогда не была столь велика, однако отсутствие эля и вина обостряло ее до предела. Особенным образом герцог ощущал это, когда на него наваливались гнев и недовольство собой. В подобных ситуациях темный эль и прозрачный спирт приносили удивительное облегчение его смятенному уму. И, лишаясь этой поддержки, разум его воспринимал окружающий мир как место, полное шипов и терний.

– Я на твоей стороне, Эдуард; я буду с тобой, даже если тебе придется отдать свой меч нашим врагам, – сказал Ричард. – Но я не позволю тебе потерпеть поражение. Я буду стоять за всех людей, которые сейчас пришли к тебе. Быть может, верность присяге своему королю сделает их равными двум или трем нашим противникам. Надеюсь на это.

– Садись-ка, брат, на коня, – усмехнулся монарх. – Ты слишком много обо всем думаешь. А бывают такие времена, когда нужно только выехать на поле – а там будь что будет.

Конь оказался превосходным, хотя Эдуард не сомневался в том, что оставит при себе и привычного мерина – на тот случай, если новая лошадь окажется слишком пугливой и ненадежной в бою. Крепкие нервы в битве нужны лошади никак не меньше, чем человеку, нужны так же сильно, как сила и обучение. Похлопав по синей с красным шелковой попоне, укрывавшей животное, король шагнул на колоду, чтобы перекинуть ногу через спину коня. Спокойная колонна наблюдала за ним. Улыбнувшись, Эдуард поднял вверх руку. Солдаты, как он и ожидал, разразились приветственными криками: его уверенность пробудила в них радость. За спиной оставался город Лестер, в котором они приняли две сотни добровольцев.

Дорога оказалась сухой и ровной, солнце вползало на усыпанное белыми клочками небо, согревая марширующих солдат. Ковентри находился всего в пятнадцати милях от того места, где они стали лагерем, и в войске начали поговаривать о том, что Эдуард поведет их прямо к горлу Уорика и что битва состоится сегодня же. Тем не менее передовые дозорные возвратились еще до полудня на свежих еще конях. Солдаты, шагавшие по римской брусчатке, переглянулись, но не удивились, когда им приказано было остановиться. Капитаны отправились вперед за приказами и вернулись назад с распоряжением строиться в полки перед битвой.

Ричард Глостер командовал двумя тысячами на правом крыле – его собственные знамена держали рыцари в полном латном доспехе. Эдуард занимал центр: в его распоряжении находились три тысячи самых сильных и самых опытных людей. Левым, отодвинутым назад крылом командовал граф Риверс, которому помогали Гастингс и Стэнли; все трое терпеливо ожидали, когда капитаны выстроят войско. Не следовало ждать особенной выучки от людей, даже не знакомых друг с другом еще месяц назад. В шеренгах хватало ругани, толкотни и взаимных претензий. И все же, когда каждый оказался на своем месте, солдаты покрепче взялись за алебарды, пики, секиры и топоры, взялись уверенными движениями людей, знавших, как надо пользоваться этим оружием. Лучники были собраны на крыльях под командой знающих стрелковое дело капитанов, а перед самой первой шеренгой расположилась сотня пищальников-фузилеров, от фитилей которых в воздух уже поднимались тонкие струйки дыма. За войском Йорков, когда оно уходило из Лестера, увязались два пса, и теперь они в огромном возбуждении прыгали перед строем и облаивали вглядывающихся вдаль людей. Среди солдат звучали нервные разговоры и шуточки – приятели пошучивали над волнением соседей, стараясь скрыть собственную тревогу. Многие крестились, прикасались к скрытым на груди ладанкам, шевеля губами, обращали взоры к небу.

Полное молчание легло на все три полка, когда люди заметили неприятельское войско, приближавшееся к ним по полю. От зрелища этого у многих шел морозец по коже, и один из солдат в сердцах даже пнул со всего размаха залаявшего на него пса. Сосед его бросил по этому поводу кислую реплику, и окружавшие их солдаты захохотали, однако все прочие ничего не слышали и соблюдали спокойствие.

Только дозорные могли бы сказать, сколько человек приближается к ним. Впрочем, разве могли эти неграмотные мальчишки назвать точное число? По-настоящему было важно другое: следовало внимательно смотреть за тем, как перестраивалась колонна, расширяясь с каждым новым шагом… Хорошо хоть день, по крайней мере, выдался ясным. Подсчитать противников в сумерках или тумане не было никакой возможности. Такие бойцы, как Эдуард, сражавшийся при Таутоне в снегу и при свете звезд, помнили свой ужас, помнили те полчища, которые Ланкастеры невесть откуда бросали на них, когда собственная сила и воля йоркистов меркли с каждым очередным шагом. Жуткий страх и отчаяние той битвы настолько неизгладимо впечатались в память людей, что о них старались не вспоминать до вот этого последнего мгновения.

– Стоять на месте, не отступать! – прокатился по шеренгам голос Эдуарда, который выехал на своем новом коне в самую середину строя. – Милорд Глостер, ты поможешь мне здесь.

Приказ, передаваясь из уст в уста, полетел по шеренгам, и наконец Ричард Плантагенет оставил свой правый фланг и присоединился к брату. Оба Йорка подозвали к себе одного из дозорных и подробно расспросили его. Молодой человек, кивая, старательно подтверждал собственные слова. И снова бойцы в шеренгах стали искать глазами знакомых и пожимать плечами. Они готовы были сражаться, сердца их стучали, все боли и горести были забыты. Однако на глазах всего строя старшие командиры собрались вместе и полной дюжиной поехали вперед, будто бы на переговоры. С точки зрения вышедших сражаться за Йорков, творилось нечто непонятное.