Петер Ярош - Визит

— Наверное, когда она заболела, они ее били, — Сказал дядя, наклоняясь к ограде. Он светил фонариком на мальчика и собаку.

— Хочешь погладить ее? — спросил Мартин, оборачиваясь к дяде.

— Лучше уж ее не трогать. Довольно, что я здесь стою. Она к тебе больше привыкла.

Дядя не светил больше фонариком на собаку, а направил его луч на стену. Свет рассеялся, и оба — мальчик и дядя — еще долго смотрели на собаку. Но вот во дворе послышались шаги. Они погасили свет, и собака тихонько заскулила. Кто-то закашлялся, остановился, но скоро шаги удалились. Они снова зажгли фонарик, и теперь им показалось, что Зора обрадовалась. Она несколько раз весело вильнула хвостом.

— Пойдем, — сказал дядя, — я уже посмотрел. Я скоро вернусь, а к этому времени она выздоровеет. И когда-нибудь мы пойдем с ней на охоту.

Они погасили фонарик и вышли. Когда они затворили за собой двери, они услышали, как собака тихонько протяжно завыла. Они постояли, огляделись, собака замолчала, и они пошли дальше.

Зора поправлялась. Однажды, когда Мартин принес ей еды, она приветствовала его по-новому: поднялась и стала вилять хвостом.

— Зора, Зорка, молодчина! Встала, умница! — Мартин не верил собственным глазам. Собака радостно смотрела на него, и он заметил, что дыхание у нее стало ровнее, язык не вываливается.

— Ну, поешь, вкусно.

Она казалась более голодной, чем всегда, и стала жадно есть, но время от времени поднимала голову и смотрела мальчику в глаза. Она была очень худая. Лопатки так и торчали у нее на спине, и шерсть не блестела, как у здоровых собак. Мартину было ее очень жаль. Он не успел еще осмотреть собаку со всех сторон, как миска опустела. Собака подошла и потерлась о его ноги. Она потихонечку и заскулила, показывая острые зубы, и Мартин понял, что она не наелась.

— Подожди, сейчас я тебе еще принесу. — И он выбежал из хлева. Собака ждала его стоя. Вторую миску она ела медленнее, но съела все. Потом высунула язык и облизалась справа и слева, как будто чистила усы. Собака села, и они стали глядеть друг на друга. Только Зора то и дело отворачивалась. Она оглядела все вокруг и снова уставилась на Мартина. Она вела себя с ним, как со старым знакомым. Они уже привыкли друг к другу. И Мартин понял, что у него есть новый друг. Он подумал, что ее надо расчесать, чтобы удалить лишнюю шерсть. И стал вспоминать, куда положил отец коровий гребешок, но потом передумал и принес мягкую щетку. Зора не двигалась. Ей, наверное, было очень приятно. Она только чуть-чуть вздрагивала, когда он касался больных мест. И тогда она поднимала голову и с удивлением смотрела на него. И хотя ее шерсть была тусклой и свалявшейся, она все-таки немножко стала блестеть. И Зора все меньше походила на собаку, только что вынутую из воды. Мартин надел ей ошейник, который заранее достал у соседа Яно, и вывел ее из хлева, чтобы как следует рассмотреть. Она ему очень понравилась; он крепко держал ее, чтобы она случайно не выбежала во двор, ведь поблизости мог оказаться немец Вальтер и все могло бы плохо кончиться. Он поводил ее по маленькому кругу и подумал, что это немного разгонит ей кровь и она почувствует себя лучше. Когда же он устал, он повел ее обратно в хлев. И тут, взглянув на нее, вдруг ужаснулся: а что, если Зора станет лаять? Теперь, когда она выздоравливает, она ведь может залаять! Немцы услышат и найдут ее! Они отнимут ее, и он никогда ее не увидит! Мартин весь будто окаменел. Он почесал у Зоры за ушами в страхе, что уже сейчас она примется лаять.

— Молчи, молчи, собачка, — просил он, — а то тебя заберут.

Вдруг он так быстро вскочил от пришедшей в голову мысли, что Зора испугалась.

— Ошейник есть… намордник — вот что нужно! Намордник! Но где его найти? — говорил он сам себе в волнении. Он усиленно размышлял. У кого может быть намордник? Ни у кого поблизости собаки не было. А ошейник, который дал ему соседский Яно, он где-то утащил. Возможно, у немцев. Но намордника у него, конечно, не было. Если бы у него был намордник, он бы уж обязательно похвалился. А вот у Кличко, который живет двумя домами ниже, — вот у него может и быть. Он шорник, и если у него даже и нет, то он может его сделать. Ему приходилось делать вещи и посложнее. Надо его спросить, и сейчас же. Теперь ему было страшно оставить Зору: как бы она не выдала себя, пока он будет ходить. Он воротился к ней уже от двери, погладил ее, чтобы успокоить.

— Тише! — приказал он ей и, выходя, приложил палец к губам.

Мартин торопился. Пока что Зора будет сидеть тихо. Она только что поела, наверное, ляжет отдыхать. Он вышел во двор. Солнце ослепило его, он даже закрыл глаза ладонями. Солдат, который стоял с винтовкой возле автомобилей, его даже не заметил. Стоял солдат на самом солнцепеке, и, казалось, его сморило. Когда Мартин проходил рядом, солдат громко зевал. Мартин вышел в ворота на улицу и побежал вдоль домов. Сад — дом — сад — дом… Потом он свернул, взбежал на крыльцо, постучал в двери. Никто не отозвался. Он забыл, что его никто не услышит — надо пройти через сени: Кличко был дома. Он сидел на стуле за верстаком и что-то шил из кожи.

— Здравствуйте!

— Здравствуй, — ответил он Мартину.

Мартин как вошел, так и стоял, не зная, с чего начать. Он смотрел на старого Кличко, и ему было интересно, как ловко двигались его руки. Левую, больную ногу старик вытянул, а работу поддерживал только правой ногой.

— Дяденька, — сказал Мартин, — я хочу вас попросить об одной вещи.

Кличко сощурился на него, но головы не повернул и упорно глядел на свою работу.

— О чем же ты, парень, хочешь попросить?

— Вы понимаете, мне очень нужен намордник.

— Намордник? Зачем же тебе намордник? Ведь у тебя нет собаки.

— Есть, дяденька, есть, — быстро ответил Мартин и тут же испуганно остановился, боясь, что выдал тайну. Но подумал, что теперь, когда он это сказал, теперь уж все равно.

— Вы понимаете, немцы хотели убить собаку, а я ее спрятал.

Кличко замолчал, точно размышляя о чем-то, а правая рука его не переставала работать. Мартин уже стал опасаться, не помешал ли он старику.

— Кожи теперь мало, — сказал Кличко, а сам встал и подошел к большому шкафу. — Но раз уж у тебя есть собака, возможно, найдется и намордник.

Мастер долго копался в шкафу. Он выкладывал на пол разные вещи, потом снова засовывал их в шкаф, потом снова выкладывал.

— А на что же тебе все-таки намордник? — пробормотал он себе под нос. — Разве твоя собака кусается?

— Нет! — чуть не закричал Мартин. — Я только не хочу, чтобы слышали, как она лает, а то еще отнимут.

Тут Кличко встал, закрыл шкаф и, прихрамывая, подошел к Мартину. Он протянул ему намордник.

— Ну, вот, возьми, — сказал он. — Намордник очень тесный. Собака не сможет широко раскрывать рот и лаять не будет.