Петер Ярош - Визит

Конечно, те, кто наслышался обо мне, не поверят, что я говорю правду… Но даю честное слово, все эти слухи обо мне сильно преувеличены. Ведь характер у меня тихий, мирный. Когда я трезв, я скорее печален, чем весел; я не любитель поговорить — кое-кому я этим мешаю, а кое-кого и раздражаю… Но и когда выпью, я держу себя в руках… Многие, когда выпьют, дерутся, ругаются и творят всякие безобразия. За одну пьянку столько глупостей наделают, что потом целых две недели голова болит… А я не таков! Я не дерусь, не ссорюсь, никого не обижаю. Единственное, что я делаю непривычное, — это много разговариваю, как вот теперь… Но что в этом такого? Какой я кому наношу урон?

Могу представить, что вам про меня наговорили… Мне, конечно, дела до этого нет, пусть черт с ними всеми знается, но если бы послушать меня — и я кое-что мог бы порассказать… Я не собираюсь защищаться, но объяснить кое-что я должен… Все следят за мной, ходят по пятам, а потом сплетничают…

Вот моя жена Зуза, например… Она-то уж точно раззвонила по всему свету, как застала меня в постели с бедняжкой Жофкой… Но разве она может говорить об этом? Разве знает она, как все было, с чего началось, как вообще дело до этого дошло? Ничего она, ведьма, не знает! А разговору на семь деревень хватит…

Бедная Жофка! Она ведь была больная… Что-то на нее порой находило… Шизофрения, что ли, болезнь эта называется или еще как-то… Когда они поженились с Иваном и она переехала к нам, мне очень нравилось, как они жили… Правда! Целовались они, миловались, чуть не на руках друг друга носили… И так было все время, пока сын был дома, пока не ушел на военную службу… Тогда уж Жофка была в положении, она очень была осторожна, как-то погрузилась в себя… Но тогда я еще ничего не замечал… Совсем ничего, до самых родов… Здоровая, сильная была девушка… Работала за двоих, все у нее спорилось. Что сварить, что посуду перемыть, корову подоить, боронить, дров наколоть, печь затопить, убраться — ничего, никакой работы не чуралась, все ей нипочем… Так и было все до самых родов… Когда парнишка у ней народился, она прямо ума чуть не лишилась от радости… Первые месяцы ничего не видела и не слышала, все ей застил младенец… Качала его, кормила, купала, обстирывала… Но уже тогда произошла какая-то перемена, и я это заметил… Например, стоило мальчику расплакаться, она совсем теряла голову, начинала вся дрожать… «Что с ним? Что с ним?» — спрашивала она меня или Зузану… «Как помочь ему?» — стонала она и часто плакала, когда всего-то и делов было, что сменить пеленку… Она так убивалась из-за каждой малости, что иногда, казалось, не вынести ей такой тяжести… Говорил я своей старухе, чтобы успокоила ее, чтобы объяснила ей хорошенько, как с детьми управляться… Но она меня не послушалась: «Принесла, так пусть как знает!» — И занялась своей работой…

А что мне было делать, я уж и смотреть на это все не мог больше… Я уговаривал ее, как мог, объяснял ей, что если мальчик и поплачет раз, два или хоть три раза в день, то ничего с ним не станется… Да и на деле, показал ей раз, когда мальчик при мне расплакался, а она растерялась, что надо дать ему бутылочку с молоком и сменить мокрую пеленку — и он сразу же затих… Жофка слушала меня, и ей как будто становилось легче… И кончилось тем, что она так привыкла ко мне, что шагу не могла без меня сделать… Прямо липла ко мне, но только ведь из-за того, что я помогал ей с ребенком… И я не видел в этом ничего дурного, потому что понимал, как ей трудно… Она стала вести странные речи. Сперва я только удивлялся… Все чаще она стала заговариваться, мне приходилось трясти ее, окликивать, пока она не приходила в себя… Я жалел ее и все время следил, как бы она чего не натворила…

Тогда я пил не больше сегодняшнего… Иногда, когда я дольше задерживался в городе, я находил ее в ужасном состоянии… Старуха ложилась или была у себя, а Жофка с мальчиком были в своей комнате… Может быть, она и боялась чего, потому что, когда я к ней заглядывал, она часто вся дрожала… Но как только она видела меня, она бросалась мне навстречу и тащила к ребенку, она заставляла меня глядеть на него и подтверждать, что с ним все в порядке… Так и было, но как она беспокоилась! У некоторых по пятеро-шестеро, а им хоть бы что… И не мучаются они так, как Жофка бедняжка с одним-единственным.

Что было делать, пришлось мне с этим мириться… А что я мог поделать с тем, что она так доверяла мне… Что же, и мне надо было повернуться к ней спиной, как моя старуха? Если бы она чуть больше уделяла ей внимания — мне бы не пришлось…

А потом случилась эта неприятность… Утром еще отправился я в город с живым и тяжелым бараном. Еле уговорил кондуктора в автобусе, чтобы взяли меня… Сначала он никак не соглашался, но потом, когда я посулил отблагодарить, впустил меня… Он, конечно, скотина, потому что в автобусе почти и народу-то не было, два-три места всего были заняты, и у барана были связаны ноги и ему место не требовалось… Я положил его на заднюю площадку. Значит, поехал я, говорю, в город на рынок и понадеялся выгодно продать этого барана… Всю дорогу я об этом думал… Когда же я приехал на рынок, у меня руки опустились: народу полным-полно, и многие продают овец и баранов… Но раз уж приехал, уезжать не хотелось… Сначала я потихоньку выведал цены, чтобы знать, сколько просить, если появится какой-нибудь покупатель, а потом нашел себе хорошее местечко, то есть это я так подумал, что оно хорошее, а когда простоял около трех часов, то передумал… Ну, стоял я, пока не нашелся серьезный покупатель, какой-то бородатый и вообще весь заросший человек, горожанин. Он чуть не уселся рядом с бараном на землю, ощупал внимательно ему брюхо, спину, заглянул ему даже в рот, хотя так никто не делает, и только тогда поднялся и спросил: «Сколько?» Ну, я ему и говорю, а сам испугался, не ушел бы он. И точно, повернулся он и пошел прочь… «Подождите! — закричал я, и даже побежал за ним и потащил его за рукав. — Уступлю!» Тогда он стал благосклоннее и ко мне и к барану. Еще раз ощупал барана и без слова заплатил ту сумму, что я назвал во второй раз. Но удивил он меня напоследок. Неожиданно он одним движением поднял барана, перекинул через плечо и пошел, будто ничего и не нес. А ведь в таком хорошем костюме был — никогда бы я не подумал, что он так-то может…

Это была хорошая сделка, и я в этом скоро убедился, когда подошел к рядам, где продавали баранов, — за такого же барана, как у меня, просили вполовину… Не такой уж я, видите, дурак, как полагает моя жена. Недолго поразмыслив, купил я за половину вырученных денег нового барана, у меня осталось еще и на водку, и на подарки, и на еду… Взял я барана и пошел с ним в ближайшую харчевню… Можете себе представить, как я проголодался, было уж часа два. Я и наелся и выпил, водка показалась мне особенно вкусной, вот я и задержался до темноты. Едва попал на последний автобус, а в нем был тот самый кондуктор, что утром, но теперь он пустил меня без слова, наверное, пожалел, что ворочаюсь я домой с бараном… Если бы он только знал…