Анастасия Зубкова - Игра в косынку. Практикум

Слухам, которыми оплеталось все происходящее, можно было только позавидовать. О Лиге Косынки говорили шепотом, как о таинственной и могущественной организации, имеющей неограниченные возможности и неясные цели. Поскольку истинное знание мало кому открывалось, слухи ширились и ползли во все стороны. На фоне исчезновения косыночников, достигших порога 13000 очков, но не справившихся со своей силой, Лига обрела очертания настоящего монстра. На альтернативных форумах ходили слухи, что кровожадная Лига свято блюдет некий кодекс чести косынки. В чем он заключался, никто не знал, но все уверяли, что Лиги стоит бояться, она так просто не отпустит, смерть и забвение ждет того, кто встает у нее на пути. Получалось довольно забавно, ведь Лигой Косынки, по сути, были Плу, Ева, Доктор и еще несколько человек, примкнувших к ним позже. Все они желали только одного — чтобы поменьше так называемых Мэтров Косынки сходило с ума и пропадало в черных дырах собственных неконтролируемых желаний.

Подогревая восторженную панику, Плу пустил слух, что косынка может предсказывать судьбу. Тут началось форменное безумие. Шарлатаны, гадавшие на косынке, лезли из каждой щели, кругом появлялись сайты он-лайн соревнований, каждый старался открыть в себе истинного мэтра или хотя бы предсказателя, вычищать из компьютера косынку стало не просто дурным тоном, а преступлением почище геноцида. Слухи все ползли.

Однажды Доктор спросил Плу, отдает ли он себе отчет в том, какого монстра они выпустили на свет. Плу молчал, вздыхал, хотя ответ знал хорошо. Порой ему казалось, что даже слишком хорошо.

— Пусть будет море, — попросила Анечка, когда никто уже и не ожидал услышать что-нибудь от нее, — барашки на волнах и песок.

Болото исчезло, вместо него появились неясные очертания постоянно менявшейся комнаты, некоторое время я пыталась следить за расширявшимися и сужавшимися границами ковра, новыми дверями в никуда, потолком, внезапно уносящимся вверх, а потом плюнула и принялась пялиться на Доктора. Тот принимал картинные позы, жонглировал своей шапкой, растворялся в воздухе, появлялся за спиной, снова растворялся, свешивался с потолка — от этого тоже в глазах рябило. Где-то в тумане угадывался силуэт здоровенного детины, выплясывавшего со сковородой в руках. Слышалось шкворчание масла, вокруг нас плыл запах жарящейся рыбы, грохот посуды, чертыхание Тарзана, через раз хватавшего горячую сковороду без прихватки и звяканье вилок, в изобилии падающих на кафельный пол.

— Море, — напомнила Анечка, — и барашки.

— Не волнует, — выдохнула ей в ухо Вава, появившаяся на миг и тут же пропавшая из виду: на секунду комнату накрыло плеском волн и тут же все стихло, — плевали мы на это, — продолжала она уже невидимая, — ты — не мэтр косынки, а море хочется только тебе. Усекла?

— Дура, — буркнула я, и в ответ на меня обрушилось ведро воды. Само ведро грохнуло рядом, я подскочила на ноги, и принялась потрясать кулаками под идиотское вавино хихиканье.

— Сядь, — Доктор схватил меня за рукав и потянул обратно на матрас, высохший в момент, — не обращай внимания, человек хочет развлечься, тебе жалко что ли?

— Не надо говорить обо мне как о сдуревшей корове, — взвизгнула Вава, возникая из тумана где-то под потолком в драном гамаке.

— Она читает мои мысли, — бесцветно проговорила Анечка.

— Все читают твои мысли, — вздохнула Ева, — не зацикливайся на этом.

— Рыба для настоящих рыбаков! — торжественно провозгласил Тарзан, и нас с невероятной силой подкинуло вверх. Матрас мелькнул и тут же исчез, нас с Анечкой швырнуло на жесткий кухонный уголок, а Ева с Доктором зависли в воздухе, даже не поменяв позы. Пока мы барахтались, силясь сесть прямо, перед нами оказался стол, покрытый крахмальной скатертью. Раздался короткий вопль Тарзана и грохот сковороды — снова схватился за горячее без прихватки.

— Тарзан воссоздает вокруг себя привычную реальность с упорством маньяка, — я вздрогнула от Евиного голоса — она уже сидела в пухлом плюшевом кресле и на голове у нее снова был колпачок — только полоски на нем чуть пошире.

— Особенно тяжело с готовкой, — покивал Доктор, формальностями не заморачивающийся и продолжавший зависать в воздухе.

— И буфет его всех достал, — провещала из-под потолка Вава.

— Тебе-то что до его буфета? — удивилась Ева, — не хочешь — не смотри.

— Раздражает, — отрезала Вава.

— Мне надо завязывать с косынкой? — невпопад спросила я.

— Не получится, — грустно улыбнулась Ева, — запретный плод знаешь как сладок…

— Мне не надо просить, чтобы все мои желания сбывались? — попробовала я еще раз.

— Самое страшное в том, что ты слишком много думаешь, — вздохнул Доктор, медленно поворачиваясь в воздухе вокруг своей оси.

— В смысле? — сморщилась я.

— Ну, в один прекрасный момент во время раскладывания косынки у тебя мелькнет одна-единственная, маленькая, незаметная мысль: «Хорошо бы, если все мои желания сбывались». Понимаешь?

— То есть, выхода у меня нет?

— Почему же, — раздался хриплый, прокуренный голос, — ты можешь попросить всемогущества минут на пять.

— Плу? — завертела головой Ева.

— Ну, — ответили ей и подавились булькающим кашлем.

— Вы в порядке? — вставила Анечка между задыхающимся кхеканьем и судорожным хрипом.

— Он любит кашлять, — передернула плечом Ева, — всем жутко, а он рад как ребенок, — некоторое время Ева прислушивалась, а потом звонко хлопнула в ладоши и кашель оборвался на полувздохе, — Плу? — позвала она.

— Ну, — ответили ей грустно.

— Что мы теперь будем делать?

— Есть рыбу, — пропел Тарзан, выплывая из тумана со сковородой наперевес, — во-о-о-от такую, — он раскинул руки, демонстрируя какую, — такую щуку поймал.

— Мои поздравления, — сдержано отреагировала Вава из-под потолка.

— По-моему, — Доктор, загребая руками воздух, подплыл к Тарзану и заглянул в его сковороду, — у тебя тут атлантический тунец.

— Делов-то, — смутился Тарзан, прижимая сковороду к груди, — под ваши вопли даже лягушки разбежались, какая там рыба.

— Давай сюда своего тунца, — обрадовалась Ева, — тебя-то мне и не хватало.

Тарзан угнездил перед нами сковороду с огромной рыбиной, ощетинившейся торчащими из нее вилками, и по столу полетели салфетки, листья салата, покатились фиолетовые помидоры и блестящие сладкие перцы. У рыбы была плоская радужная морда, осененная грустной улыбкой — казалось, она поняла, что в комнате пошутили, но всем на это было уже глубоко наплевать.

— Как это: могущество на пять минут? — спросила я, подцепив на одну из вилок зажаренный до прозрачности плавник.