Леонид Шорохов - Черная радуга

Абазов застыл с открытым ртом.

— Как — берите? — пробормотал он, ничего не понимая.

— Ключи от склада при вас, Углов? — спросил Костенко.

Семен утвердительно хлопнул по карману.

— Помогите Абазову поднять дверь, — жестко сказал капитан. — На спину ему помогите взвалить.

Ничего не соображающий Абазов машинально ухватился за дверь. Углов помог ему взвалить на загробу тяжелое сосновое полотнище.

— Вперед, — скомандовал капитан. — К складу.

Абазов шагнул и пошатнулся. Семен кинулся поддержать. Костенко цыкнул на него.

— Не тронь! Иди открывай склад. Сам донесет.

Процессия гуськом двинулась в обратный путь. Впереди шел Семен, за ним — согнувшийся под тяжестью деревянной коробки Абазов, третьим, прямой, как столб, вышагивал капитан.

Когда подошли к складу, Семен облегченно вздохнул. Всю дорогу он молил бога только об одном — чтоб никого не встретить по пути. Углов отомкнул замок. Абазов втащил дверь и прислонил ее к стене. Пока Семен возился с ключами, в стороне опять возник разговор.

— Не губите, товарищ капитан, — шепотом умолял дежурного Абазов. — Одно ваше слово… Не губите…

Костенко угрюмо молчал.

— Не губите…

Капитан шагнул вперед, схватил прапорщика за грудки.

— Не тебя жалею! — крикнул он в обезумевшее от страха лицо. — Не тебя, гадина, из-за которой на каждого из нас тысячу раз теперь любой лечащийся пальцем показать может — мол, они все такие! Не тебя — детей твоих жалею! Ведь тебя под суд отдавать надо, а им каково будет жизнь с отцом-вором начинать?!

— Не губите… — простонал Абазов.

— Завтра же заявление об увольнении к начальнику на стол положишь, — тряхнул его Костенко. — Чтоб к обеду и духу твоего в профилактории не было! Я с дежурства не уйду, пока приказ подписан не будет.

— Спасибо, спасибо, — кланяясь, лепетал Абазов. — Вы святой человек, товарищ капитан, святой человек. Я напишу заявление, сейчас же напишу.

Костенко отвернулся.

— Принесете мне в дежурку. Идите.

Абазов, продолжая шептать слова благодарности, пропал в темноте. Углов молча переминался у запертой двери склада. Костенко подошел к нему.

— Герой нашелся, — сказал он. — В драку полез. Почему в дежурку не позвонил, почему меня не вызвал?

Углов пожал плечами:

— Закладывать… еще чего не хватало… Мы и сами бы разобрались. Я все равно не дал бы вытащить.

— Закладывать… — передразнил он Семена. — Закладывают воры друг друга. Ты что, вор?

— Ну что вы!

— То-то и оно. Службы не знаешь, устава не помнишь. Увидел, крадут — доложи старшему по команде! Потом пресекай.

Углов смешался.

— При чем тут устав? — пробормотал он. — Я в прапорщиках не служу.

Капитан не дал ему закончить.

— Все мы служим! — резко оборвал он. — Все честные люди — служим. Только каждый на своем месте. И устав я не тот имею в виду, что ты в армии вызубрил, а всеобщий устав, устав, который совестью называется! — Он помолчал. — Вообще-то ты, Углов, молодец. Эту ночь в своей памяти накрепко запиши. Она для тебя многозначащая.

Костенко задумался и выговорил, словно для себя.

— А может быть, и не только для тебя…

И опять закрутились и полетели дни, похожие один на другой. Углов, спеша по делам, задержался на минуту у щита объявлений. Щит черной и красной красками решительно призывал его к четырем часам пополудни в клуб профилактория.

После обеда в клубе провожали лечащихся, покидающих профилакторий. Часть уходящих выслужила весь свой срок, часть — выслужила часть срока, остаток сократила образцовая, без дураков, работа и отсутствие проколов в поведении.

Углов хотел было увильнуть от обязаловки. Ну чего зря время терять? И так было известно, кто что скажет. Уходившие, они ведь только телом были на собрании, только внешностью, а нутром уже известно где — далеко-далеко, за зоной!

Семен знал: им сейчас что хочешь лепи, всю «лапшу» они уже берут вполуха, за ворота быстрее бы, за ворота!

Но перед тем самым, как Семену нырнуть через внутреннюю вахту из жилой зоны в рабочую (уже туда заленятся посылать за ним, в случае чего), наскочил он, сирота неудашливая, на начальника своего отряда. Капитан Костенко, увидев прораба, заметно оживился, Углов так же заметно потускнел.

Жизнь, она — известное дело — качели. Начальство вольно дышит — подчиненным воздуху не хватает. Подчиненные задышали — у начальства, глядишь, перебои. А уж ежели какой сам на глаза начальнику попался, то лучше и не ворошись: дело тебе враз найдется. Эх, по грехам нашим!

Углов густо выдохнул застрявший в горле воздух. В душе он смирился с неизбежным: сейчас что-нибудь придумают! И точно, капитан приглашающе махнул ему рукой:

— Вот хорошо! Я посылать за тобой собирался.

Семен снова вздохнул. Вот жизнь, будь она неладна! Торчал бы на объекте до темна и, ей-ей, никому бы за весь день не понадобился. А чуть шагни на люди, и сразу окажется, что тебя все встречные-поперечные чуть не с огнем с утра ищут, и ты словно бельмо на глазу — всем виден! Углов сплюнул.

Костенко нахмурился:

— Дело нужное. Небольшое, но нужное, — строго сказал он. Его понаторевший опытный глаз мигом подметил угловскую досаду.

— Да я ничего, — сказал Углов, подбираясь. — Нужно, так нужно.

Дело шло к УДО, не хватало еще заводить по пустякам отрядного мужика, к Семену расположенного.

— В четыре проводы закончивших курс лечения, я вот подумал: ты, Углов, у нас на Доске почета висишь, ну а люди уходят разные, какие одумались и хотят новую жизнь начинать, а какие…

— А я-то тут при чем? — удивился Углов.

— А вот ты бы и сказал им пару слов на прощанье. Твое слово, я думаю, солидно прозвучит.

— Это к каким же мне адресоваться, — улыбнулся Углов, — к тем, которые одумались, или к прочим?

Костенко ответно блеснул белозубой улыбкой.

— А это зависит от того, какой ты сам теперь есть! У тебя еще два часа в запасе, есть время подумать, к кому обратиться и с чем. Я бы тебе подсказал, Семен Петрович, будь это дело, ну примерно, так полгодика назад, а теперь не стану.

Капитан снова широко улыбнулся и отошел от Углова. Семен проводил его растерянным взглядом. Впервые за последние полтора года к нему обратились не по фамилии, а по имени и отчеству, почти им самим позабытым. И кто обратился? Такой крепкий мужик, как капитан Костенко! Что ни говори, а отрядный был мужик — не прочим угловским знакомцам чета. Да, задал заковыку капитан. Как ловко подвел: какой сам нынче есть, к тем и обратишься. Или не то он имел в виду?

Оставшееся до начала собрания время Углов провел в полном душевном смятении. Решить! Легко сказать — решить. Все перепуталось в Семеновой голове. Так ничего и не придумав, он пошел к клубу.