Array Шэнь Жун - Царь-дерево

Над вершинами гор висел серп луны, все было в неясном, смутном свете. Ярко светила лишь стоваттная лампа над входом в сделанный из циновок склад-времянку. Машина привезла мешки с цементом. Шофер, стоя в кузове, взвалил на Сунь Дачжуана пятидесятикилограммовый мешок. Ноги его обмякли, и он едва не упал. В доброе время ему взваливали на плечи два таких мешка, и он нес их без видимых усилий. Но сейчас и этот груз давил как гора, и он не в силах был перевести дух. С опаской ступая, он шаг за шагом двинулся вперед. Сразу же нижнее белье взмокло от пота. Однако он, стиснув зубы, терпел… Один мешок, другой, третий… Он перенес уже более десяти мешков. Плечи онемели, шея окостенела. Пот лил с него градом, попадал на губы, во рту было солоно. Он хотел отереть лицо, но не мог поднять руки. Когда очередной мешок лег на его плечи, он уже не почувствовал, на какую часть его тела давит груз. Он двигался в полубессознательном состоянии и ощущал, как горит у него в ушах, в носу, во рту, в глазах, а в груди сильное жжение горячей струей поднимается к горлу. Небо вертелось, земля кружилась, яркая лампа над входом в склад рассыпалась в его глазах тысячей искр, которые плясали и прыгали, не переставая…

Он так и не вошел в склад. Изо рта у него хлынула кровь, и он во весь рост грохнулся на землю… На обрыве Лунтоу появилась вторая могила.

«Лучше умереть, сделав шаг вперед ради общественного, чем остаться в живых, сделав полшага назад ради личного». Мысль дать такой заголовок осенила секретаря Яна после того, как он побывал на месте гибели Сунь Дачжуана. Когда он с этим заголовком пришел на доклад к Цинь Хао, тот некоторое время ходил по кабинету, а затем с важным видом сказал:

— Здесь нужно заменить только одно слово: вместо слова «общественный» употребить слово «преданность» — «Лучше умереть, сделав шаг вперед из преданности, чем…» и так далее.

Вот уж воистину, одно слово — тысяча золотых!

Сообщение сразу же было опубликовано в газете. Оно прибавило блеску славе первой роты. Однако никого из бойцов роты оно не обрадовало и не воодушевило. Напротив, всех их охватила невыразимая обида, скорбь, гнев. Согласно заключению врачей, Сунь Дачжуан умер от воспаления легких, вызванного высокой температурой. Бойцы же про себя считали, что он умер от чрезмерного физического перенапряжения.

В тот день, во время короткой пересменки, бойцы ударного отделения пришли в госпиталь, чтобы проститься с Сунь Дачжуаном. У них, убитых горем, уже не было слез, чтобы оплакать душу умершего. Всех занимала мысль, что Дачжуан, как и остальные, уже год не был в бане, надо бы обмыть тело перед тем, как обряжать его в последний путь. Все нижнее белье Дачжуана было в цементной пыли. Смоченный потом, цемент схватился, и белье так крепко приклеилось к телу, что снять его уже не было никакой возможности. Пальцы Пэн Шукуя, попытавшегося это сделать, свело от непомерных усилий судорогой. И этот самый старший и самый уважаемый в отделении человек первым не выдержал и зарыдал, уронив голову на тело Дачжуана. Заплакали и все остальные. Они плакали сейчас не из скорби по Дачжуану, а потому, что не могли снять с него белье, обмыть тело, одеть его в чистое. И он, пришедший в их часть осиротевшим мальчонкой, теперь должен вот так уйти от них. А они — командир отделения, его товарищи по оружию — не могут исполнить свой долг до конца!

Поплакав, они обрядили Сунь Дачжуана в совершенно новую военную форму, прикрыв ею оскорблявшее глаз «бетонное белье». Постояв немного, бойцы подняли его тело и уложили на каталку. На снежно-белой простыне в ярко-зеленой форме лежал человек, которому было только двадцать лет. Глаза его были чуть приоткрыты, как будто он еще ждал чего-то… Подошли врачи, медсестры и, подталкивая каталку, повезли Сунь Дачжуана в загробный мир. В памяти Пэн Шукуя, смотревшего вслед удалявшейся каталке, вновь всплыли тот домишко, который снесли, когда Дачжуан вступил в армию, чтобы купить огромного, девятикилограммового сазана для подношения начальнику вооруженных формирований коммуны…

Горше всех в этот момент переживал Чэнь Юй. Он любил задумываться над жизнью. А кто задумывается, тому больнее. Как мог здоровый парень умереть от перенапряжения? Как могли его довести до того, что он умер от перенапряжения? Чэнь Юю хотелось спросить об этом кого-нибудь, но он знал, что об этом спрашивать ни у кого нельзя. Когда вернулись из госпиталя, именно он занялся разбором вещей, оставшихся после Дачжуана. Они с ним были, можно сказать, «полюсами» в ударном отделении, но вместе с тем и самыми лучшими, самыми задушевными друзьями. Его взгляд упал на рисунок бамбукового медведя, который так бережно хранил Дачжуан. Эх Дачжуан! Твоей единственной мечтой, с которой ты никогда не расставался, было увидеть въяве бамбукового медведя. А твоим самым большим желанием было поехать после демобилизации на нефтяные промыслы «Победа» и там целиком отдаться работе. Но даже этому, столь скромному желанию не суждено было сбыться. При мысли об этом на глазах у Чэнь Юя навернулись слезы.

Страница за страницей Чэнь Юй просматривал блокнот Дачжуана с записями по изучению трудов Мао Цзэдуна. Подсознательно он надеялся среди этих написанных вкривь и вкось каракулей найти последнюю сокровенную весточку от своего боевого друга. И тут он неожиданно для себя наткнулся на записи, которые объясняли, что подтолкнуло Дачжуана, молодого, полного сил, на самый край пропасти.

… числа … месяца

Сегодня я работал отбойным молотком и упал в обморок. Командир отделения меня прогнал с работы. Политрук меня похвалил, велел с легкой раной не уходить с линии огня…

… числа … месяца

Сегодня вечером разгрузил машину мрамора. Политрук сказал, я молодец, что больной, а работал…

… числа … месяца

Сегодня вечером политрук с Циньцинь пришел проведать меня. О моих делах сочинил стихи. Я должен хорошо, работать. Твердо помню высочайшее указание «бояться, что не будет трудностей, бояться, что не будет смерти».

Сердце Чэнь Юя забилось сильнее. Поморгав глазами, он еще раз внимательно прочитал записи. В последней строчке на последней странице своих посмертных записей Сунь Дачжуан в двух случаях поменял слова местами: вместо «не бояться, что будет трудно» — «бояться, что не будет трудно», вместо «не бояться, что погибнешь» — «бояться, что не погибнешь». Что это? Описка? Ошибка памяти? Или игра подсознания во время бреда, вызванного высокой температурой? Но наиболее точно откладываются в памяти впечатления и понимание, вынесенные из собственного опыта. А подсознание — это, по существу, незатушеванная реакция! Неужели этот неграмотный боец, всегда до конца выкладывавшийся на работе, всегда сознательно искавший себе применение там, где потруднее, неужели он все это время превратно понимал эти две фразы? Чэнь Юй не отваживался углубляться в подобные размышления. Он словно бы услышал из уст бредившего человека некую тайну, над разгадкой которой веками бились ученые мудрецы. Или будто, нарушив законы Неба, заглянул в письмена небожителей. Потихоньку вырвав из блокнота эту страничку, он положил ее в карман. Он будет хранить ее всегда. Для чего? Ни для чего. Но это тайна, которая принадлежит ему и Сунь Дачжуану, им двоим, живому и мертвому. Во всяком случае, она не должна стать известной политруку Иню и секретарю Яну.