Джанет Уинтерсон - Разрыв во времени

– Он никогда не возил тебя в Англию?

– Возил. Когда я был маленьким. До того, как все испортилось. И они приезжали сюда.

– Они – это кто?

– Его лучший друг, дядя Леон. Мими, его жена. И Мило, их сын, мой ровесник. Они приезжали сюда, в этот дом, и мы с мамой – тоже, и я был в Лондоне дважды, но плохо помню эти поездки. А почему ты спросила?

– Я думаю, ты мой брат, – сказала Пердита.

Зель вскочил на ноги и побежал. Он бежал. Он обливался потом. Грудь болела, словно в нее со всей силы ударили кирпичом. Она была его новым миром, не старым, а новым. Она была землей на горизонте. Она была, словно счастливый случай во времени. Он ее целовал. И хотел целовать вновь и вновь. Он ненавидел отца.

Пердита бросилась следом за ним в большую темную прихожую, подсвеченную мерцанием свечей и камина из библиотеки. Она слышала, как он бежит по гравию снаружи. В это мгновение она не чувствовала ничего: ни страха, ни грусти, ни удивления, ни желания действовать. Все затмило пронзительное ощущение неизбежности, которое она даже не переживала, а как бы наблюдала со стороны. Как будто это была не она, а кто-то другой. Вот к чему все пришло. Вот к чему все стремилось. Вот она, ее собственная координата во времени.

А потом в темноте разлился свет. Огромная люстра вспыхнула под потолком, словно сигнал к началу бала. Музыка. Наверху.

«Смейся над этим, кричи об этом, когда надо будет сделать выбор. Но, как ни крути, ты проиграл…»

Пердита встала у подножия широкой лестницы – широкой настолько, что по ней одновременно могли бы подняться три человека, бок о бок. После первой площадки лестница разделялась на две, одна вела влево, другая – вправо.

Пердита поднялась на первую площадку.

«Это маленький секрет, он касается только Робинсонов. Самое главное, надо беречь его от детей…»

Все двери открыты. Спальни, тихие и пустые, где никто больше не спит. Лестница слева – короткая, узкая. Видимо, раньше там располагались комнаты прислуги.

Теперь музыка сделалась громче. Маленькая дверь наверху распахнута настежь.

Пердита подошла и встала в дверном проеме.

Огромная комната – просторный чердак по всей длине и ширине дома. Мебель в розовых и голубых тонах, ковры, лампы, картины, диваны. Скошенная стеклянная крыша с видом на звезды.

Длинный стол из светлого дерева заставлен компьютерной техникой. Экран во всю стену.

Это Париж?

Париж, захваченный падшими ангелами.

Ксено обернулся, поднялся из-за стола. Он был в идеально потертых джинсах и новенькой белой футболке. Без обуви, босиком. На столе стояла бутылка виски «Вудфорд Резерв». Ксено приподнял бутылку, глядя на Пердиту. Она покачала головой. Ксено налил себе.

– Как твой папа?

– Состояние стабильное.

Ксено кивнул. Она его завораживала. В ней не было страха, и он вдруг понял, что боится ее.

– Я пришла поговорить. О том, что вы сказали вчера.

Ксено отпил виски.

– Думаю, ты не играешь в компьютерные игры? Женщины обычно не играют. Не потому, что они глупее мужчин, просто создатели игр не рассчитывают на женщин – как и создатели автомобилей, за исключением маленьких, слабеньких «женских» машинок. Я никогда этого не понимал.

Ксено повернулся обратно к экрану и нажал кнопку «продолжить игру». Персонаж с лицом Ксено стоял на пустой улице, где шел снег из белых перьев.

– Что вы делаете?

– Сейчас собираю перья. Хочешь помочь мне? Сейчас.

Ксено взял со стола айпод, сфотографировал Пердиту и загрузил фотографию в базу. Пока он говорил, ее фотография превратилась в персонажа, и Пердита вошла в игру.

– Я создаю компьютерные игры. Обычные игры: аварии, взрывы, тролли, мечи и доспехи, потерянные сокровища. Но я пытаюсь создать и другую игру, принципиально другую. Ты замечала, что в девяноста процентах компьютерных игр мускулистые белые парни в татуировках, с короткими стрижками и непременно на угнанной тачке крушат всех и вся? Прямо какой-то хардкорный гей-клуб на военной базе. А эта игра… «Разрыв во времени»… полностью моя разработка. Я начал ее создавать уже очень давно. Еще до того, как все случилось.

– Что случилось?

– Конец света.

Он напряженно смотрел на экран. Она знала, что надо дать ему выговориться, надо дать ему доиграть – и попытаться понять. Ей казалось, что он сумасшедший, но если сейчас она не согласится с этим безумием, она никогда не узнает правду.

– Ты говоришь по-французски? – спросил Ксено.

– Нет.

Ксено крутанулся на стуле, вытянул ноги и пошевелил пальцами. Пальцы у него на ногах были длинными, почти как на руках, и Пердита снова подумала о пауке, на этот раз – о пауке, сидящем в паутине, что оплетала весь дом.

Он отпил виски.

– Был такой французский поэт, Жерар де Нерваль. В девятнадцатом веке. Он покончил с собой. Незадолго до самоубийства ему приснился сон об ангеле, упавшем во двор-колодец внутри старых, уже разрушавшихся домов, где жил сам Нерваль. Двор был узким, как труба между четырьмя высокими домами, и лишь наверху – маленький квадратик неба. Ангел приземлился на покатую крышу, не удержался и рухнул вниз.

Ангел застрял в колодце. Он не мог спастись. Потому что не мог расправить крылья и улететь.

Голова ангела, попавшегося в каменную ловушку, оказалась на уровне окон верхних этажей. Там жила девочка. Она садилась на подоконник, поджав под себя колени, чтобы было не так холодно, и подолгу беседовала с ангелом. Она пересказывала ему сказки, которые ей рассказывала ее мама, сказки о потерях и о находках, и ангел ее полюбил.

Иногда по ночам она ставила на подоконник зажженную свечу и сидела с ангелом, потому что она понимала, как ему одиноко.

Шли недели, ангел умирал. Умирая, он уменьшался, и девочка спускалась с этажа на этаж, от окна к окну, чтобы всегда оставаться вровень с большой головой упавшего ангела. Она гладила его потускневшие волосы.

В конце концов перья на всех его шести крыльях начали выпадать. Ангел таял, превращаясь в огромную кучу перьев. Он позвал девочку, его голос подобен был реву трубы, и девочка вышла во двор. Она утонула в перьях, словно в сугробе, и ангел поднял ее, собрав последние силы, и усадил на длинный оконный карниз прямо над ним.

– Возьми алмазные перья, – сказал он. – Два пера у меня на ключицах. Возьми их себе.

Девочка не хотела брать перья, потому что она знала: ему будет больно.

– Возьми. Сохрани их у себя. Одно перо – Полет любви. Другое – Полет времени.

Девочка попробовала вырвать перья, но они не поддались.

– Возьми ножик и вырежи их, – сказал ангел. – Я отвернусь.

И она взяла ножик и вырезала два алмазных пера. Они сияли на белом снегу. И ангел умер. Налетел сильный ветер, заполнил весь двор, и девочка закрыла лицо руками и съежилась на карнизе, вжавшись в стену, чтобы ее не сдуло. Белые перья поднялись в синий морозный воздух и полетели над городом, словно птицы. Но алмазные перья не улетели. Они были крепкими, как обещания, которые обязательно сдержат. Птицы поют. Рыбы плывут. Время проходит. Девочка выросла и переехала из того дома.