Карлос Фуэнтес - Избранное

И тогда она произносит едва слышно:

- Значит, вы сейчас уйдете?

Ее слова звучат как упрек, и в смятении ты протягиваешь ей ключ:

- Это не к спеху.

Но она не хочет, чтобы ваши пальцы встретились, ее руки продолжают лежать на платье, а потом она вскидывает ресницы, и тебе опять кажется, что ты сходишь с ума, а может быть, всему причиной вино: эти глаза, зеленые, чистые, сияющие, томят и помрачают разум, и вот ты уже подле нее, стоишь и гладишь готическую спинку ее стула, и рука твоя сейчас коснется обнаженных плеч и тихо склоненной головки... Ты с трудом сдерживаешь себя, прислушиваешься, стараясь отвлечься, к едва заметному скрипу двери где-то сзади,- должно быть, эта дверь ведет в кухню,- наблюдаешь игру света и тени, гармонично слитых в этой комнате,- круг яркого света от канделябра охватывает стол и край резной стены, а за его пределами разливается широкое кольцо тени - и в конце концов все же берешь ее руку и кладешь в нежную ладонь свое подношение - ключ.

Пальцы Ауры сжимаются, и, открыто глядя на тебя, она шепчет:

- Спасибо,- поднимается и быстро выходит из комнаты. Ты садишься на ее стул, вытягиваешь ноги, закуриваешь -

тебя переполняет неизведанная радость, которая, ты знал, потаенно жила в твоем сердце и прежде, по только сейчас открывается тебе вся, отпущенная в мир, на волю, где наконец-то ее приветит другое сердце. Однако сеньора Консуэло ждет - так сказала она; нужно идти.

Ты уже знаешь дорогу и, взяв канделябр, идешь через гостиную, пересекаешь прихожую. Первая дверь, прямо перед тобой. На стук ответа нет. Ты стучишь снова. Потом толкаешь дверь, ведь старуха ждет тебя, и, помедлив у порога, зовешь тихонько:

- Сеньора... сеньора...

Но сеньора Консуэло едва ли слышит: опустив лицо на сжатые в кулаки руки, она молится в своем храме. Ты смотришь на нее издали: коленопреклоненная, в длинной ночной рубашке из грубой шерсти, голова ушла в худые, как у средневековых статуй, плечи, из-под рубашки, словно два стебелька, выглядывают ноги, красные, с воспаленной кожей - должно быть, от постоянного трения о грубую ткань, решаешь ты, и в эту минуту старуха, вдруг встрепенувшись, начинает молотить кулаками воздух, вяло и изнеможенно, будто сражаясь с теми, кого ты увидишь, подойдя ближе... Христос, Мария, святой Себастьян, святая Люция, архангел Михаил, ликующие демоны - они одни ликуют в этом скорбном кругу и ликуют оттого, что на старой гравюре, озаренной огнями свечей, ворошат вилами грешников, поливают их кипящей водой, насилуют женщин, опьяняют себя вином - наслаждаются свободой, запретной для слуг божьих. Ты приближаешься к главной фигуре всей картины, где льет слезы Скорбящая Дева, истекает кровью распятый Иисус, неистовствует Вельзевул, карает архангел - среди банок с заспиртованными внутренностями и серебряных сердец - к сеньоре Консуэло. Стоя на коленях, она машет кулаками и невнятно бормочет:

- Да приидет царствие твое, господи! Да воспоет труба Гавриилова! О где же, где же конец света!

Она колотит себя в грудь, а потом падает в приступе кашля, и святые глядят на нее в неверном свете свечей. Ты поднимаешь ее, бережно ведешь к кровати. Как же она мала, совсем как девочка! Согнувшись в три погибели, горбатая, скрюченная, сеньора Льоренте едва идет, и ты понимаешь, что, не случись тебя рядом, ей пришлось бы ползком добираться до постели. Ты кладешь ее на огромную кровать, укутываешь обсыпанным крошками старым одеялом, и скоро она уже дышит ровнее, хотя слезы все катятся и катятся по бледным щекам.

- Простите... простите меня, сударь. У нас, старух, одна отрада... вера... Подайте мне, пожалуйста, платок...

- Сеньорита Аура мне сказала...

- Да, да. Мы не можем терять время... Вы должны... вы должны поскорее приступать к делу... Благодарю...

- Постарайтесь уснуть.

- Благодарю вас... Вот, возьмите.

Она расстегивает воротник, снимает с шеи лиловый шелковый шнурок, протягивает тебе, и ты видишь тяжелый медный ключ на узкой ленте.

- Там, в углу... Откройте сундук и возьмите бумаги... справа, самую верхнюю пачку... она перевязана желтой тесьмой.

- Здесь плохо видно...

- Ах, да... Это я привыкла к потемкам. Справа от кровати... Идите и натолкнетесь на сундук. Это все потому, сеньор Монтеро, что нас здесь замуровали. Все вокруг застроили и лишили нас света. Чтобы я согласилась продать дом. Но я скорее умру... С этим домом связано столько воспоминаний. Я уйду отсюда только ногами вперед... Да, эта самая. Благодарю вас. Начинайте читать эту часть. Постепенно я буду давать вам дальше. Доброй ночи, сеньор Монтеро. Спасибо. Смотрите: ваш канделябр погас. Но вы уж зажжете его, когда выйдете отсюда, сделайте милость. Нет, нет, ключ возьмите. Пусть остается у вас. Я вам вполне доверяю.

- Сеньора, в том углу мышиная нора...

- Мышиная нора? Что ж, я ведь туда давно не подхожу...

- Надо бы пустить сюда кошек.

- Что? Каких кошек? Покойной ночи. Мне пора спать. Я так устала.

- Покойной ночи.

III

В тот же вечер ты погружаешься в чтение. Пожелтелый страницы, исписанные чернилами горчичного цвета, местами попорчены пеплом, засижены мухами. Французский генерала Льоренте мог восхищать только его жену. Ты сразу видишь,, что придется многое поправить, что записки сильно выиграют,, если ужать растянутые описания и незначительные эпизоды. Детство в Мексике, в имении прошлого века, военная школа во Франции, дружба с герцогом де Морни, с теми, кто был обласкан Наполеоном III, возвращение в Мексику генералом Максимилиана, торжественные церемонии и приемы во дворце, битвы, низложение императора, Серро-де-лас-Кампанас,. жизнь в Париже - в изгнании... Ничего, о чем бы уже не писали другие. Раздеваясь, ты с улыбкой думаешь о странной причуде старухи, вообразившей, что эти мемуары так важно издать. Четыре тысячи песо!

Спишь ты крепко, без сновидений, а утром, в шесть часов,, тебя будит яркий свет - ведь на окне твоей комнаты нет занавесок. Ты накрываешь лицо подушкой и пытаешься заснуть, снова, но через десять минут вскакиваешь и идешь в ванную. Там ты находишь все свои вещи - кто-то разложил их на столе, а одежду повесил в шкаф. Ты кончаешь бриться, когда утреннюю тишину разрывает отчаянный кошачий вопль.

В этом оглушительном многоголосом стенании столько ужаса и боли! Ты пытаешься понять, откуда оно исходит, открываешь дверь в коридор, но там все спокойно. Вопли доносятся сверху, из окна. Ты быстро вскакиваешь на стул, оттуда на письменный стол и, опираясь на полку, достаешь до потолка, открываешь одну створку, подтягиваешься и выглядываешь наружу. Сбоку, стиснутый со всех сторон черепичными крышами, приютился квадратный дворик, заросший ежевикой, и там пять, шесть, может быть, семь кошек -точно сосчитать тебе трудно, ты держишься на руках какую-нибудь секунду,- связанных вместе, рвутся из своих пут, объятые пламенем и дымом, и ты слышишь запах жареного мяса... Потрясенный, ты бессильно опускаешься в кресло. Этого не может быть, все это тебе просто привиделось, когда раздались кошачьи вопли! Кошки продолжают кричать, но уже слабее, потом все смолкает.