Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

— «Типично по-ирландски» — самая что ни на есть типичная ирландская фраза. Особенно когда ты произносишь ее таким тоном.

Когда они уже стояли на пристани, Марион взяла с Эдди слово, что он не уйдет сразу. Заставила его пообещать, что он останется у причала и будет махать ей рукой, пока корабль не выйдет из гавани и не скроется из виду. Эдди ответил, что он не любитель подобных сантиментов, но ради нее сделает исключение.

Она сказала, что очень сожалеет о случившемся, просто неважно чувствовала себя последнее время. Эдди ответил, что все нормально, не о чем говорить.

— Все уладится, — сказал он.

Марион спросила о Фрэнке, простит ли он ее когда-нибудь. Вряд ли у них сложатся благостные отношения, ответил Эдди, скорее всего, нет. Она поджала губы и кивнула.

— Это все нервы, — заметила она. — Моя мать постоянно жаловалась на нервы, а я никогда не понимала, что она имеет в виду. Теперь понимаю.

Его мать тоже вечно жаловалась на нервы, сказал Эдди. Наверно, это свойственно всем матерям. Да, наверное, так и есть, согласилась Марион, хотя она точно не знает.

— В доме у твоего отца, — сказала она, — фотографий твоей матери не было нигде.

Эдди ответил, что у него где-то есть одна; он ее отыщет и как-нибудь покажет.

— Говорят, она была похожа на Одри Хепберн, — сказал он, а Марион заметила, что ему в самом деле нужно повидаться с матерью, когда он вернется домой в Лондон.

— Ага, — ответил Эдди, — ты мне напомнишь.

— Ты ко мне вернешься, — спросила Марион, — правда, Эдди Вираго?

— Ясное дело, вернусь. — Он поцеловал ее в холодную щеку. — Завтра увидимся. У меня самолет в семь утра. Я буду дома раньше, чем ты успеешь вылезти из постели.

— Не забудь помахать мне, — напомнила она, — ты обещал. Я буду смотреть. А если корабль потонет и я вместе с ним, только подумай, как тебе будет скверно!

Эдди заверил, что будет махать, но не стал. Как только Марион скользнула за барьер, он поднял воротник и крадучись двинулся к остановке автобуса. Он знал, что она все равно ничего не разглядит с другого конца пристани. Просто не сумеет.

Он сидел в «Кромби-Инне», в зале Норы Барнакл [42] Зал назван по имени жены Дж. Джойса. , на верхнем этаже торгового центра, и, глядя на Дублинский залив, писал Марион письмо. Решил, что на бумаге сможет яснее изложить свои мысли. Но каждая страница, каждая строчка оказывалась настолько невнятной и шаблонной, что он либо все вычеркивал, либо рвал бумагу. Он следил взглядом за почтовым пароходом, плывшим мимо Хоута, уходившим в туман, пока тот не превратился в маленькое черное пятнышко, за которым по воде тянулся серебряный след. Все-таки интересно, удастся ли ему когда-нибудь оставить Марион.

Наконец явился Дин Боб, конечно с опозданием. Но первым заказал выпивку он, так что Эдди жаловаться не стал.

Боб попросил не сердиться на него за новогоднюю ночь — за «ангельскую пыль» и все такое.

— Я, конечно, сволочь, — покаянно сказал он. — Сам знаю, я полный придурок, старичок, и правильно ты на меня наорал.

Они молча выпили по кружке пива. Но закадычных друзей молчание не напрягает. Эдди заказал еще.

— Марион, — сказал Боб, потягивая темное пиво, прямо сквозь пену. — Господи, она же замечательная девчонка, лучше не найти. Так и знай.

Все правильно, согласился Эдди.

— Эдди, старичок, — продолжал Боб, — с этой девушкой ты попал в самое яблочко.

Эдди извинился, что пришлось пристроить Марион у Боба: ей просто больше некуда было деться. Пустяки, сказал Боб, не о чем говорить. Они с Марион нашли общий язык, а потом, черт возьми, это ведь было всего на несколько дней. К тому же познакомиться с такой девушкой, как Марион, — полный улёт.

— Знаешь, — сказал он, — когда постоянно тусуешься в студенческих компашках, вот как я, то в конце концов начинаешь думать, что все ирландские девушки одинаковы, что все они — разрушительницы традиций, или феминистки, или еще что-нибудь в этом духе. Но Марион — совершенно другое дело; тут сразу понимаешь, что где-то есть совсем иная Ирландия.

Эдди рассмеялся.

— Ага, — сказал он, — в том-то и дело.

Они выпили еще по нескольку кружек пива и по стаканчику виски, а потом направились в ресторан «Макгонаглз». Эдди хотел было пойти домой; он сказал Бобу, что в семь утра у него самолет, но Боб ответил: да ладно, последнюю ночь в Дублине нужно провести как следует.

— В память о старых добрых временах.

Эдди рассмеялся:

— Боб, тебе всего двадцать пять, рановато еще рассуждать о «старых добрых временах».

Боб сказал, что это верно, но, черт возьми, он молодой и одинокий и хочет общения. Ладно, сказал Эдди, только у него не осталось ирландских денег. Боб ответил, что это не проблема. Он заплатит.

В пещерной темноте «Макгонаглз» Боб встретил знакомую блондиночку с наигранным дублинским акцентом. Они столкнулись нос к носу, когда диджей поставил какой-то тяжелый хит середины семидесятых и Эдди пытался сбацать танец. Девчонка была либо очень пьяна, либо «нагружена» под завязку, и они с Бобом сквозь грохот музыки что-то орали друг другу в самые уши и хохотали.

Потом все трое уселись за столик в холодной нише и принялись за бутылку польского божоле, которое пили из пластиковых стаканчиков. Под вращающимся зеркальным шаром танцевали в обнимку парочки. Какой-то болван разгуливал по залу, с «дымовой машинкой» в руках, и от сухой углекислоты глаза у всех слезились. Боб пошел потолковать с этим парнем, начал было с ним ругаться, но закончилось все рукопожатием, и Боб вышел на улицу. Эдди, допивая свой стакан, поморщился. Он знал, что за этим последует. Боб отправился за дозой.

Девица принялась рассказывать Эдди о своем парне, от которого только что избавилась.

— Думаю, мой рост угрожал равновесию наших отношений, — сказала она, — понимаешь?

Эдди посочувствовал, что она все еще растет, и выразил надежду, что это не больно.

Девица заказала еще одну бутылку вина; Эдди остался за столиком, помогая ей расправляться с выпивкой. Она пила все больше и больше, потом заплакала и сказала, что уже не знает, кто она такая, и хочет войти в контакт с глубинной частью своего «я». Как раз в это время вернулся Боб.

— Ну да, — сказал он, — а кто не хочет?

С полчаса они танцевали — Эдди, девица, Дин Боб и какой-то парень с длинными грязными волосами, в армейской камуфляжной куртке, который все время норовил устроить хоровод.

В конце концов девица ушла вместе с хипарем, а Боб и Эдди немного постояли в дверях «Макдональдса» на Графтон-стрит. Бобу явно не хотелось идти домой. Он был в каком-то странном состоянии: то и дело хлопал в ладоши и твердил, что именно сейчас как следует проснулся.

— Как насчет кофе? — рассмеялся он. — Зададим нашим артериям работенку, а? Что скажешь, Эдди? Время еще детское. Как насчет этого? А?